– Вы нарушаете режим, установленный командованием. Если сейчас же не разойдётесь, я вас, в натуре, быстро арестую всех! И будете сидеть до утра в холодной! Понятно?

– Дурак ты, Славка! – проскрипел Михалыч, поднимаясь с бревна и забирая телогрейку. – Дураком был, дураком, видать, и помрёшь!

– Что-о-о? – Лицо Михайловского перекосило злобой. Но кричал он уже в спину старому партизану.

– Что слышал! – Валя, вслед за стариком, развернулась к нему спиной. – Дурак и есть!

– А ну, боец Зартиссян, стоять! – заорал вдруг Славка, передёргивая затвор. – Стоять, я сказал!

Славка направил Вале в спину ствол своего автомата, но тут поверх оружия легла широкая сильная ладонь Семёна Велихова.

– Не дури, Славка! – прогудел конюх, пригибая автоматный ствол к земле. – Непотребство творить негоже, да ещё и по пустякам.

– По пустякам?! – взвился побелевший Михайловский. – Да я вас всех щас…

Велихов по короткой дуге обрушил локоть на височную область Славкиного черепа.

Сам Михайловский экстренно прервал свою речь и рухнул к ногам Семёна.

– Слышь, Серёга! – обратился Велихов к танкисту. – Помоги дурака на гауптвахту отволочь. Пускай охолонет маненько, жеребец. Война кругом, а он любови захотел.

– Война не война, а й без любви жизнь не жизнь, – возразил Серёга. – Убьют жеребца завтра – и поминай как звали. А так хоть сынок остался бы – глядишь, и род продолжится.

– Во-во. Шоб было кому помирать в наступной войне, – проворчал Семён, берясь за плечи дежурного по расположению. – Сдаётся, вся эта любовь и придумана для бесперебойного порождения свежего пополнения.

Всё-таки они люди. Не совсем звери (хотя частенько с виду особой разницы не заметно). Разумность предполагает наличие неких моральных устоев. Будучи людьми, они были вынуждены искать оправдание собственной агрессивности. Или хотя бы видимость оправдания.

В их философии есть постулат, который, возможно, многое объясняет: ВОЙНА ВСЁ СПИШЕТ.

Всё, что нельзя делать в мирном состоянии, разрешено во время войны.

Они понимали, что всегда и во всём удерживаться от агрессии не удастся… И они хотя бы попытались РАЗГРАНИЧИТЬ, отделить, обособить мир и войну.

Не все из них, конечно, ищут оправданий собственной изначальной склонности к насилию. Какие-нибудь племена в африканских (и не только) джунглях (и не только), век за веком воевавшие друг с другом, а затем с «белыми» колонизаторами, вряд ли подводили философский базис под свои поступки. Не подводили они его, и продавая за бусы и зеркальца в рабство собственных соплеменников. Хотя всех под одну гребёнку тоже нельзя причесать. Разные встречались племена. Вслед за наблюдаемыми она бывала в пресловутых джунглях. И в саваннах-прериях бывала. И на океанических островах тоже… Дикие каннибалы, ритуально поедавшие пленников, выглядели более честными и чистыми, по большому счёту, чем «высокоцивилизованные» гитлеровцы, «переработавшие» на мыло и абажуры десятки миллионов человеческих жизней в своих концентрационных лагерях, или сталинские «орлы», превратившие не меньшее количество людей просто в навоз.

Уровень цивилизованности не является критерием, определяющим степень ЧЕЛОВЕЧНОСТИ.

Определяет её отрицательное или положительное отношение к необходимости воевать.

Всё-таки они понимают, что война, несмотря на все её привычные и очевидные преимущества, не есть ДОБРО.

* * *

– Йана? Йанка-обезьянка? Ты-ы?!

Девушка вздрогнула, уронила трубочку в стакан. Медленно, как во сне, повернула голову.

На неё, широко улыбаясь, смотрела хорошенькая незнакомка лет двадцати пяти. Высокая длинноногая брюнетка. Пожалуй, немного ярковатый макияж. Волосы крашеные, несколько пересушенные. Так, в общем, ничего особенного.

– Не узнаёшь, что ли? – девица шагнула к ней и развела руки в стороны. – Две тысячи триста восемьдесят пятая школа, тринадцатый класс! Ну?..

Йана присмотрелась повнимательнее. Мысленно перебирая черты былых подружек, засомневалась. Хотя… Хотя, может?..

– Тиня? Малова? – девушка прищурилась, приглядываясь повнимательнее.

– Узнала! – взвизгнула незнакомка, и улыбка стала ещё шире. Да и незнакомка ли?

Теперь Йана её определённо узнала. Да! Та самая Тинька Малова, которая припёрлась напаленной на выпускной и вырубилась, когда ей вручали сертификат об окончании…

Особо близкими подругами они никогда не были, но общались в школьные годы достаточно часто.

– Конечно, узнала! – девушки обнялись и обменялись поцелуями. – Садись!

Тинька плюхнула на пол возле столика небольшую спортивную сумку и уселась на соседний стул.

– Что, я так сильно изменилась? – первым делом осведомилась она и кокетливо хлопнула интенсивно накрашенными глазками. – Надеюсь, в лучшую сторону? – И, не дожидаясь ответа, призналась: – Я тебя тоже не сразу узнала. Смотрю, ты, не ты…

– Я, Тинюха, я! – Йана взмахом руки подозвала официанта. – Надо эту встречу отметить!

– Конечно! – мурлыкнула та в ответ.

– Слушаю вас, девушки!

Высокий, плечистый, светловолосый, с идеально уложенной причёской мужчина слегка наклонился, и наградил их ослепительно-белой профессиональной улыбкой.

– Мне сто грамм «Ката» и пачку «Думы», розовые. Тинюша, ты что будешь?

Тиня тем временем углубилась в изучение поданного меню.

– Я? Я, наверное, буду… Скажите, а вот этот коктейль, «Кртаин», его поджигают?

– Конечно! – очередная улыбка.

– Тогда «Кртаин» и двойной кофе!

– И мне чашечку, – добавила Йана.

– Это всё?

– Да! – Тиньяна нетерпеливо повернулась к былой однокашнице и оскалила все тридцать два зуба. – Ну? Рассказывай!

– Да мне-то о чём рассказывать? – отмахнулась Йана, прихлебнула свежевыжатого апельсинового сока. – Вот после тренировки зашла в бар, сока выпить. Устала что-то сегодня…

– А ты здесь часто бываешь? – Малова извлекла из сумочки тёмно-коричневую пачку сигарет с золотым тиснением, закурила, окутываясь клубами остро пахнущего едкого сизого дыма. – Я только второй раз.

– Фу-у! – Йана скривилась, разгоняя рукой дым. – Ты так и не бросила курить дрянь?

– Да что ты? – Тинька захихикала. Совсем как тогда, в школе. – Это же «Праит»! Пытаюсь вот бросить курить вообще. А это специальные сигареты, чтоб бросать!

Она протянула Йане пачку, дабы та сама удостоверилась, что это не наркота.

В список трав, перечисленный на боку пачки, входили многие ингредиенты. Вот только табака и дурьяна не было.