Отзывы интернационалов

В памфлете «Междоусобица во Франции» интернационалы говорят о коммуне в следующих выражениях: «Самоотверженный героизм, с которым население Парижа, мужчины, женщины и дети, сражалось целых восемь дней после вступления версальцев, отражает настолько же величие их дела, насколько адские действия солдат отражают дух, прирожденный той цивилизации, которой они наемные защитники». И в другом месте опять: «В свою очередь истинные парижанки выдвинулись снова вперед, геройские, благородные и преданные, как жены древности. Рабочий, мыслящий, сражающийся, окровавленный Париж – почти забывающий, в вырабатывании нового общества, каннибалов, стоящих у его ворот – сияющий от восторга своей исторической инициативы – Париж рабочего люда со своей коммуной останется знаменит навек, как славный предвестник нового общества. Его мученики хранятся, как святыня, в великом сердце рабочего класса!» И это говорится о людях, которых соотечественник описывает таким образом: «Коммунисты сражаются храбро, это правда, но они напиваются, чтобы быть храбрыми, и потому их раны смертельны… Коммуна имеет свою полицию, даже своих шпионов… У всех этих членов коммуны полные карманы золота; однако я узнаю между ними людей, которые с год назад были нищие бродяги, существовали займами и донашивали старые башмаки. Но никто из этих паразитов, из этих мошенников не побоялся требовать у коммуны наивысшего жалованья. И коммуне не представлялось выбора. К тому же она понимала, что верных слуг она может иметь только в людях без искры чести, которые не отступят перед кражей или какой-либо другой гнусностью». Действительно, большинство членов коммуны были подонки общества. Интернационалы упрекают Тьера в запрещении республиканских газет, однако не упоминают о том, что коммуна запретила издавать Le Bien Public, L’Opi-niou Nationale, La Cloche, La Liberte, Le Gaulois и Figaro; a когда некоторые из этих газет продолжали появляться, несмотря на запрещение, разосланы были злодеи вырывать их из рук читающих. Опять интернационалы говорят: «Коммуна допускала всех иностранцев до чести умереть за бессмертное дело». Как мало большинство английских рабочих сочувствуют интернационалам, доказывается фактом, что они делали большие приготовления по поводу ожидаемого приезда в Лондон Жюля Фавра, хотя тот же Жюль Фавр был выдаваем интернационалами за негодяя, который жил в незаконной связи с женой пьяного алжирского резидента и самым дерзким сцеплением подделок в течение нескольких лет успел захватить, во имя детей от незаконного сожительства, большое наследство, сделавшее его богатым человеком, – что все доказывалось рядом мнимо подлинных документов, опубликованных Миллиером, которого Жюль Фавр велел расстрелять.

Живучесть социалистического обмана

Каждый, кто имел случай просматривать подробные изложения механических изобретений в каком-нибудь присутственном месте для раздачи патентов, должен был изумиться постоянному повторению одного и того же ошибочного начала, чтобы вызвать вечное движение. Каждый новый претендент излагает свою систему, равносильную которой уже излагали сотни раз до него, и она оказывалась неисполнима, но излагает как нечто совершенно самобытное; он, по-видимому, не имеет понятия, что то же самое было испытываемо неоднократно, и каждый раз без успеха. Так и с социалистами-преобразователями. Коммунизм только подогретая капуста и потому не очень вкусна.

Возьмем войну, например. Что может быть более бессмысленного и варварского, как сражение? Мы смеемся над дуэлистами, а разве два народа, идущие на войну, не те же дуэлисты, только во множестве? Одно правительство объявляет войну другому, и мгновенно обе страны возгораются пылом кровожадного волнения, хотя очень немногие из жителей того или другого государства знают что-либо о справедливости или несправедливости ссоры. Но все готовы идти на побоище или платить из своего кошелька за безумную пробу силы. А рабочий класс, который через своих социалистических агитаторов выражает величайший ужас к войне, наиболее ею и восторгается; но это легко объяснить – тут преобладает животный инстинкт.

Во время I Всемирной Лондонской выставки в 1851 г. один квакер предложил не выставлять ни оружия, ни машин для войны, чтобы этим означить вступление в эру мира, так как он надеялся, что рассудок и всеобщее доброжелательство впредь будут управлять взаимными отношениями людей. Затем следовало много еще подобной же, нелепой, хотя и доброжелательной болтовни. Однако очень немного лет после того была война с русскими, и никто не кричал за нее так безумно, как рабочий класс. Дело в том, что никакое образование не уничтожит войны. Наполеон говорил о русских: «Поскобли снаружи, и окажется татарин»; но гораздо вернее будет сказать о каждом человеке и каждой стране: «Поскобли снаружи, и окажется чертик». Человеческое сердце всегда останется одинаково и не может не оставаться, когда семь свойств природы работают и преобладают в нем вечно. Где есть свет, там есть и мрак, и чем ярче свет, тем мрачнее тьма; поэтому самые образованные народы изобрели самые смертоносные орудия войны. И как коммунизм не уничтожит войны, так он не изменит ни одной черты в общественной жизни. Если бы все капиталисты были уничтожены сегодня и их достояние разделено между миллионами неимущих, у нас в немного лет снова составились бы капиталисты и были бы «рабы на жалованье»; очень немногие из наделенных имели бы достаточно умения или самообладания, чтобы выгодно поместить и приложить к делу вновь приобретенное богатство. Эта истина стара как земля, однако все-таки отважные демагоги и эгоистичные агитаторы постоянно находят людей, готовых верить в мнимое наступление тысячелетия труда и содействовать скудными грошами на позлащение избранного ими кумира. Рабочий, у которого есть деньги в сберегательной кассе, не поклоняется этому идолу и не способствует его украшению. Поэтому коммунизм никогда не будет ничем, кроме пугала, даже если бы слился с ультрамонтанами, как в Бельгии, образуя двухтуловищное чудовище черных и красных иезуитов.

Революционные общества во Франции

Франция, подобно Италии, всегда была центром тайных обществ. Одна революция едва кончится, как уже тайные общества начинают приготовляться к другой. Тотчас после Июльской революции студенты Латинского квартала в Париже образовали Общество порядка и прогресса, и каждый студент был снабжен ружьем с пятьюдесятью патронами, как средством наиболее приличным для достижения прогресса. Другое общество под названием Общество школ ратовало за уничтожение университетов и открытие общенародного бесплатного образования. Конституционное общество с тем человеком во главе, кто сильно поддерживал кандидатуру герцога Орлеанского, Кошуа-Лемером, настаивало на уничтожении монополий, более равном сборе податей, реформ в системе выборов и отмены достоинства пера. «Друзья народа» было еще другое политическое общество, одно отделение которого называлось «Права человека» и усвоило себе руководством «Объявление прав человека» Робеспьера; оно привлекло к себе много мелких обществ, слишком многочисленных и по большей части слишком незначительных, чтобы о них упоминать. Их усилия кончились бесполезным бунтом в Лионе 13 и 14 апреля 1834 г. Коммунистические общества «Равноправные работники» и «Коммунистические революционеры» ввели некоторых своих членов во временное правление перед тем, как власть перешла к Луи-Наполеону, и их влияние даже и до сих пор так известно, что указывать на него здесь нет надобности.