– Возможно, коллеги в Стокгольме позвонят тебе, чтобы формально допросить, а для меня пока достаточно. Ты должна сохранить все это.

Анника оперлась о кухонный стол.

– Подожди секунду. Сведения уже обнародованы? Мы можем написать об этом в газете?

– Тебе надо связаться с пресс-центром полиции. Все, что я тебе сейчас сообщил, – это неофициальные данные, надеюсь, ты это понимаешь.

– Еще одно, – сказала Анника торопливо, боясь, что передумает. – Почему ты не сказал мне, что женат?

В трубке наступила тишина.

– Но, Анника, неужели ты чувствуешь себя обманутой?

Она откашлялась.

– Нет, – ответила она, – я чувствую себя порочной.

Существуют определенные границы. Она никогда не станет такой, как эта сучка София Гренборг.

– Мария знает. Не все и не знает с кем, но это и не важно. Важно, что я никогда ее не оставлю. В этом она уверена.

«В том, что ты сам себя обманываешь? – подумала Анника. – В один прекрасный день ты встретишь женщину, перед которой не сможешь устоять, и тогда твоя жена останется с носом на своей Энгслюккевеген».

В трубке снова наступило молчание.

Надо рассказать ему о Сюзетте, о сообщениях, о том, что она, возможно, жива.

– Есть что-нибудь еще? – спросил Никлас Линде.

Анника не ответила.

– Тогда пока. Береги себя.

Он отключился.

Анника бессильно опустилась на стул.

Ее тошнило или хотелось плакать или и то и другое вместе.

Карита Халлинг Гонсалес посетила Юхана Зарко Мартинеса в тюрьме вчера во второй половине дня. Интерпол объявит ее в розыск, как только будут готовы результаты вскрытия.

Нет, это просто невозможно. Колумбийская мафия не щеголяет леопардовыми сумками и туфельками на шпильках.

Пиво. Морфин. Мертвые мужчины.

Тридцать седьмой размер обуви. Бывают ли у мужчин такие маленькие ноги?

Анника встала, подошла к столу, открыла холодную воду и попила прямо из крана. Струя холодной воды растеклась по лицу, шее, попала за воротник.

Как она может решать, кто преступник, а кто нет? Именно скандинавские полицейские рекомендовали Кариту Халлинг Гонсалес, они и сами пользуются ее услугами переводчика.

Она завернула кран, взяла бумажное полотенце и вытерла шею.

Негодяи и мошенники, занимающие верхние ступени в преступной иерархии, выглядят, наверное, как обычные люди. Губная помада и модное каре, леопардовая сумка и высокие шпильки, почему нет?

Она снова села за стол. Закрыла глаза и представила себе виллу в Новой Андалусии, попыталась вообразить, что там происходило в ту ночь, представить себе Кариту, как она пускает в дом газ, а потом перешагивает через мертвые детские тела…

Она отбросила эти мысли. Это невозможно.

Могло ли это быть какое-то недоразумение?

Не стала ли Карита жертвой заговора?

Или она сумасшедшая?

Анника энергично покачала головой. «Нет, не сумасшедшая, а одержимая. Невозможно убить семь человек, если за этим не стоит что-то огромное, если нет немыслимо высоких ставок. Или я ошибаюсь? Может человек одновременно любить свою семью и ненавидеть соседей-британцев за то, что они не платят за чистку бассейна?»

Она встала и снова попила, но на этот раз из стакана.

Какая ужасная бездна! Какое блестящее положение она себе создала!

Работая переводчиком во время допросов, она точно знала, что говорили арестованные.

Работая с Анникой, она узнавала о ходе расследования.

И ведь это она сама предложила Карите пойти с ней в тюрьму.

Анника вздрогнула, когда зазвонил мобильный телефон. Номер скрыт. Наверное, это из газеты, видимо, Патрик.

– Слушаю, – сказала она. – Да, я приехала домой.

– Привет, это Джимми Халениус.

Господи, его только не хватало.

– Привет, – тускло ответила она.

– Я позвонил не вовремя?

– Парень, у которого я брала интервью в четверг, умер в тюрьме, и я сейчас думаю, что моя переводчица – убийца из колумбийской мафии, – сказала она.

– Вот черт! – воскликнул Халениус. – Что это за тюрьма?

– В Малаге.

– Зарко Мартинес? Чертовски неприятно. Мы собирались добиваться его выдачи.

– Теперь уже поздно.

– А кто убийца?

– Женщина, которая работала в полиции переводчицей.

– Вот черт! – повторил статс-секретарь. – Не хочешь приехать вечером ко мне в гости?

– Мне надо писать, – сказала Анника. – Если бы я принесла требование МИДа о его выдаче, то Зарко Мартинес, вероятно, был бы жив и здоров.

– Я понимаю, – сказал Джимми Халениус. – Удачи в МИДе. Приходи, когда захочешь.

Анника опустила руку с трубкой и уставилась на компьютер.

Историю о Карите она сегодня писать не будет. Это дело будущего. К тому же надо получить формальное разъяснение. Она была рада, что нашелся человек, подтвердивший факт смерти Мартинеса. Пока не подтверждено остальное – участие Кариты, причина смерти, морфин и последний посетитель.

Связать это преступление с убийством семьи Сёдерстрём она пока тоже не может.

Анника выпрямилась и провела ладонью по волосам.

Куда Карита могла уехать? В Колумбию она отправиться не могла. Ведь вся их семья была вынуждена оттуда бежать? Они осели в шикарном пригороде, потому что отца Начо убила мафия? А мафия вырезает целые семьи, чтобы никто не мог унаследовать…

Она внезапно представила себе Кариту в тот дождливый день, когда полицейский разрешил им войти в дом и когда она впервые узнала, что была еще одна девочка, которую звали Сюзеттой.

Еще один ребенок? – спросила тогда Карита, прикрыв глаза и побледнев.

Она тогда отметила реакцию Кариты, но подумала, что ее просто потрясло жестокое убийство.

«Ты не смогла всех убить, – подумала Анника. – Остался один человек, который мог получить наследство. Какая неудача, какой прокол».

Анника принялась расхаживать по квартире, зашла в детскую и коснулась рукой кроваток.

Потом ей в голову пришла одна мысль, и она поспешно вернулась на кухню.

Она разбудила компьютер, впавший в режим ожидания, и вошла в Гугл.

Может быть, свекор Кариты, убитый мафией, почитается как герой на каком-нибудь испаноязычном сайте? Виктор? Виктор Гонсалес?

Она получила 965 тысяч ответов.