На самом деле неудивительно, что подобные институты можно найти в универсальных государствах «от Китая до Перу». Цинь Шихуанди, революционный основатель древнекитайского универсального государства, был строителем дорог, расходившихся из его столицы во все стороны, и держал на службе тщательно организованный штат инспекторов. Также и инки укрепляли свои завоевания при помощи дорог. Письмо могло проделать путь от Куско до Кито, расстояние между которыми по прямой линии более тысячи миль, а по дороге, возможно, в полтора раза больше, за короткое время — в течение десяти дней.

Очевидно, дороги, создаваемые и поддерживаемые правительствами универсальных государств, могли быть использованы и в других всевозможных целях, для которых совсем не предназначались. Военные отряды вторгшегося внешнего пролетариата гораздо менее стремительно расширяли бы область разоряемых ими земель в поздней Римской империи, если бы Империя невольно сама не предоставила им такого блестящего средства для преодоления этого расстояния. Однако на этой дороге можно разглядеть и гораздо более интересные личности, чем Аларих. Когда Август насаждал «Римский мир» в Писидии[342], он непреднамеренно устилал путь святому апостолу Павлу в его первом миссионерском путешествии, чтобы он высадился в Памфилии и в безопасности совершил путешествие в Антиохию Писидийскую, Иконию, Листру и Дервию. Помпеи же очистил от пиратов море, чтобы апостол Павел смог совершить свое последнее кратковременное плавание из Кесарии Палестинской в итальянские Путеолы, будучи избавлен оттого, чтобы храбро встречать искусственно созданные опасности в добавление к опасностям бури и кораблекрушения.

«Римский мир» оказался столь же благоприятным социальным окружением и для преемников апостола Павла. Во второй половине II в. существования Римской империи святой Ириней Лионский[343] отдает скрытую дань уважения удобным коммуникациям Империи, когда превозносит единство вселенской церкви во всем эллинском мире. «Получив это Евангелие и эту веру, — пишет он, — Церковь, несмотря на свое рассеяние по всему миру, сохранила эти сокровища столь же тщательно, как если бы ее члены жили под одной кровлей». Два столетия спустя раздраженный языческий историк Аммиан Марцеллин жалуется на то, что «толпы прелатов пользуются общественными почтовыми лошадьми для того, чтобы мчаться взад и вперед по делам этих “соборов”, как они их называют».

Наш обзор[344] выявил такое множество случаев, в которых система коммуникаций выгодно использовалась теми, кому она не предназначалась, что мы можем рассматривать эту тенденцию в качестве иллюстрации исторического «закона». В 1952 г. этот вывод привел к постановке важного вопроса относительно будущего вестернизированного мира, в котором живут автор этого «Исследования» и его современники.

К 1952 г. западный человек уже на протяжении приблизительно четырех с половиной столетий всю свою инициативу и умение посвящал проблеме соединения всей обитаемой и достижимой поверхности планеты системой коммуникаций, управляемой при помощи техники, которая постоянно ускоряет свой шаг. Деревянные каравеллы и галеоны, оснащенные для плавания против ветра, которые помогли морякам-первопроходцам современной Западной Европы стать хозяевами всех океанов, были заменены железными кораблями гигантского размера с механическим двигателем. Грязные проселочные дороги, по которым путешествовали в запряженных шестеркой экипажах, уступили место мощенным щебнем и покрытым бетоном дорогам, по которым ездят на автомобилях. Железные дороги соревнуются с обычными дорогами, а самолеты — со всеми сухопутными и водными перевозочными средствами. Одновременно, как по волшебству, появились и начали действовать такие средства коммуникации, для которых не требуется физической транспортировки человеческих тел, — в виде телеграфа, телефона и беспроволочной передачи — визуальной, равно как и звуковой — при помощи радио. Никогда прежде каждая из форм человеческого общения не достигала столь высокой степени кондуктивности на таком широком пространстве.

Эти усовершенствования предвещали окончательную — на политическом уровне — унификацию того общества, в котором появились эти технические предзнаменования. Тем не менее, ко времени написания данного «Исследования» политические перспективы западного мира были все еще неопределенны. Ибо хотя наблюдатель и мог быть уверенным в том, что политическое единство в какой-то форме рано или поздно наступит, ни время, ни способ, каким это произойдет, предсказать было нельзя. В мире, который в политическом плане все еще был разделен на шестьдесят-семьдесят независимых местных государств, но который уже изобрел атомную бомбу, было очевидно, что политическое единство можно навязать обычным способом «нокаутирующего удара». Но также существовала вероятность, что если мир будет навязан в данном случае, как он навязывался и во многих других, деспотическим указом единственной сохранившейся великой державы, то цена насильственной унификации на основе нравственного, психологического, социального и политического (не говоря уже о материальном) опустошения была бы сравнительно выше, чем в других случаях подобного рода. В то же время было возможно, что эта политическая унификация могла бы быть достигнута альтернативным способом добровольной кооперации. Однако, какое бы решение ни было найдено для этой проблемы, можно было бы с уверенностью предсказать, что новая всемирная сеть коммуникаций обретет свою историческую миссию в обычной иронической роли, будучи с выгодой использованной теми, для кого первоначально не предназначалась.

Кто же в данном случае извлечет наибольшую выгоду? Вряд ли это будут варвары внешнего пролетариата. Хотя мы уже обнаружили (и можем еще обнаружить) неоварварских аттил — предателей искаженной цивилизации в нашей среде — в образе Гитлера и ему подобных, нашей мировой системе не следует слишком опасаться жалких остатков подлинных варваров, обитающих по ту сторону границы[345]. С другой стороны, существующие высшие религии, владения которых смыкаются друг с другом и с сокращающимися владениями языческого первобытного человека, уже начали использовать благоприятные возможности. Святой апостол Павел, который некогда отважился отправиться с берегов Оронта на берега Тибра, нетерпеливо устремился дальше на моря более широкие, чем Средиземное. На борту португальской каравеллы обогнув мыс Доброй Надежды, он достиг в своем втором путешествии Индии[346], а далее, через Малаккский пролив, в своем третьем путешествии достиг Китая[347]. Пересев на испанский галеон, неутомимый апостол пересек Атлантику от Кадиса до Веракруса и Тихий океан — от Акапулько до Филиппин. Но западное христианство было не единственной живой религией, которая воспользовалась западными коммуникациями. Восточное православное христианство в обозе казачьих первопроходцев, вооруженных западным огнестрельным оружием, проделало долгий путь от реки Камы до Охотского моря. Хотя святой апостол Павел и проповедовал Евангелие в Африке XIX в. под видом шотландского медика-миссионера Давида Ливингстона[348], исцеляя больных и открывая озера и водопады, здесь распространялся также и ислам. И нет ничего непостижимого в том, что махаяна могла однажды вспомнить свое чудесное путешествие по непрерывному ряду царских дорог от Магадхи до Лояна и, наполнившись силами от своих оживленных воспоминаний, могла использовать такие западные новшества, как аэроплан и радио для собственной деятельности по проповеди спасения, как некогда использовала китайское изобретение книгопечатания.