Он говорил быстро, не глядя на меня. Я понял, что это все, чего я смогу от него добиться.

— Ты по-прежнему боишься всего на свете, Ульфин?

Он не ответил. Я закончил бинтовать ему руку.

— Что же, это суровый и неистовый мир, да и времена жестокие, но станет лучше. Я думаю, ты тоже поможешь сделать его добрее. Вот, все. А сейчас перекуси. Кадал, ты помнишь Ульфина? Мальчишка, который привел домой Астера в ту ночь, когда мы встретили у Немета отряд Утера?

— Надо же, так оно и есть, — Кадал осмотрел его. — Ты выглядишь получше, чем тогда. Что случилось с друидом? Умер от проклятия? Ну, пойдем, поедим. Вот тебе, Мерлин. Поешь, наконец, по-человечески. А то клюешь, как твои любимые птички.

— Попытаюсь, — смиренно ответил я и рассмеялся, увидев выражение лица Ульфина, переводившего взгляд с меня на Кадала.

В ту ночь мы остановились на отдых на постоялом дворе у перекрестка, от которого дорога ведет на север к Пяти холмам и золотому прииску. Я ужинал один в своей комнате, мне прислуживал Кадал. Не успела закрыться дверь за слугой с подносом, Кадал повернулся ко мне, спеша поделиться новостями.

— Судя по рассказам, в Лондоне завязался нешуточный флирт.

— Можно было ожидать, — мягко заметил я. — Я слышал, там побывал Будек с королями всего побережья и со своими придворными. Они понавезли дочерей, заглядываясь на пустующую половину трона. — Я засмеялся. — Это наверняка устраивает Утера.

— Говорят, он уже перезнакомился с половиной лондонских девушек, — сказал Кадал, ставя передо мной блюдо с уэльской бараниной под луковым соусом. Горячая еда пахла вкусно и аппетитно.

— Наговорить могут что угодно. — Я приступил к еде. — Это даже может оказаться правдой.

— Если серьезно, то назревают большие неприятности по женской части.

— О боже, Кадал, пощади меня. Это судьба Утера.

— Я не в этом смысле. Люди из нашего эскорта поговаривают — поэтому и Ульфин молчит, — что неприятности связаны с женой Горлуа.

Я взглянул на него, пораженный.

— Герцогиня Корнуолла? Не может быть!

— Это пока. Но поговаривают, что это только дело времени.

Я выпил вина.

— Можешь быть уверен, это лишь слухи. Она вдвое моложе своего мужа и очень недурна собой. Утер, наверное, оказывает ей знаки внимания, так как герцог его помощник, а люди и рады посплетничать, зная натуру Утера и учитывая его высокое положение.

Кадал положил кулаки на стол и поглядел на меня. Голос его звучал непривычно серьезно.

— Знаки внимания? Рассказывают, что он от нее не отходит. Каждый день угощает ее лучшими блюдами; следит, чтобы ей подавали первой, даже раньше его; поднимая кубок, он пьет только за ее здоровье. Никто больше ни о чем не говорит от Лондона до Винчестера. Говорят, даже на кухнях заключают пари.

— Несомненно. А что Горлуа?

— Сначала старался вести себя так, как ни в чем не бывало, но обстановка такая, что не мог он больше притворяться, будто ничего не замечает. Он пытался представить дело так, как будто Утер оказывает почести им двоим, но когда дошло до того, что леди Игрейн, так ее зовут, посадили по правую руку от Утера, а старика на шесть мест дальше... — Кадал замолчал.

— Должно быть, он сошел с ума, — смущенно заметил я. — В данный момент нельзя нарываться на неприятности, особенно такие, что связаны с Горлуа и его людьми. Клянусь всеми богами, Кадал, ведь именно Корнуолл помог Амброзиусу завоевать страну, а Утеру стать тем, кем он сейчас является. А кто выиграл для него битву у Дэймена?

— И люди говорят о том же.

— В самом деле? — Я задумался, нахмурясь. — А сама леди? Что, кроме обычных вымыслов, говорят о ней?

— Что она с каждым днем становится все молчаливей. Я не сомневаюсь, Горлуа есть о чем потолковать с ней по вечерам, когда они остаются вдвоем. Рассказывают, что она теперь не поднимает глаз при народе, боится встретиться взглядом с королем, когда он пристально смотрит на нее из-за кубка или наклоняется через весь стол, чтобы заглянуть за ее декольте.

— Это то, что я называю навозными сплетнями, Кадал. Я имею в виду, что она собой представляет?

— Об этом как раз умалчивается, говорят лишь, что она молчунья и невероятно хороша собой. — Он выпрямился. — Видит бог, Утеру нет необходимости вести себя подобно изголодавшемуся перед вкусным блюдом. Он может наполнить свою тарелку доверху в любую ночь. В Лондоне не найдется девушки, которая не мечтала бы поймать его взгляд.

— Я тебе верю. Он не ссорился с Горлуа? Открыто, я имею в виду?

— Об этом я не слышал. Напротив, он был чрезвычайно сердечен, и попервоначалу ему все сходило с рук, старик был польщен. Но сейчас, Мерлин, назревают неприятности. Она более чем вдвое моложе Горлуа и проводит свою жизнь взаперти в одном из холодных корнийских замков, вышивая ему боевые накидки, погрузившись в мечты, как ты понимаешь, отнюдь не о старике с седой бородой.

Я отодвинул тарелку. До сих пор мне было совершенно все равно, что делает Утер. Но последнее замечание Кадала попало в цель. Когда-то жила другая девушка, которая сидела дома, вышивала и мечтала...

— Ладно, Кадал, — резко сказал я. — Хорошо, что я узнал. Надеюсь только, что мы сами не окажемся замешаны в этом деле. Бывало, Утер и раньше сходил с ума из-за женщин, но все они были досягаемы. А это — самоубийство.

— Сумасшествие, ты сказал. Люди говорят о том же, — медленно проговорил Кадал. — Говорят, что его околдовали. — Он посмотрел на меня искоса. — Возможно, именно поэтому он послал за тобой молодого Ульфина в такой спешке, призывая в Лондон. Может быть, он хочет, чтобы ты снял чары?

— Я не снимаю чары, — кратко ответил я. — Я их налагаю.

Кадал поглядел на меня, хотел что-то сказать, но раздумал. Затем он отвернулся, чтобы взять кувшин с вином, ибо когда при полном молчании наполнял мой стакан, я заметил, что его рука творит знак против нечистой силы. Тем вечером мы больше не разговаривали.

4

Представ перед Утером, я понял, что Кадал был прав. Назревали настоящие неприятности.

Мы прибыли в Лондон перед самой коронацией. Было позднее время, и ворота уже заперли. Однако относительно нас, наверное, предупредили, поэтому наш отряд впустили без лишних вопросов и прямиком препроводили в королевский замок. Я едва успел сменить заляпанную грязью одежду, как меня тут же проводили к королю в спальню. Слуги немедленно вышли, оставив нас одних.

Утер приготовился ко сну, облачившись в длинную ночную сорочку из темно-коричневого вельвета, отороченную мехом. Его кресло с высокой спинкой стояло у пылающего камина. На подставке рядом с креслом находился серебряный кувшин с крышкой, из носика вился полупрозрачный пар. Пахло ароматным вином, и у меня от нетерпения пересохло в горле. Однако король и не думал предложить мне чашку. Он беспокойно метался по комнате, как тигр по клетке. Следом за ним, шаг в шаг, следовал его волкодав.