На лестнице послышались голоса. Джеймс с интересом поднял голову. Вид Гвинейры в вечернем платье очаровал пастуха и заставил его сердце биться чаще — как и вид дочери, которую ему обычно редко приходилось видеть такой нарядной. Мужчина рядом с ней сначала показался ему Лукасом. Прямая осанка, элегантный коричневый костюм... однако, подняв взгляд, Джеймс увидел лицо незнакомца. Собственно говоря, МакКензи и раньше следовало понять, что это не Уорден-младший, — он никогда не видел, чтобы Гвинейра гак непринужденно смеялась и шутила в компании мужа. А этот мужчина, похоже, сумел понравиться хозяйке Киворд-Стейшн. Она добродушно поддразнивала то его, то дочь, то их обоих, а незнакомец с таким же удовольствием подшучивал над ней в ответ. Джеймса охватила ревность. Кем, черт возьми, был этот мужчина? И кто дал ему право так вести себя с Гвинейрой?

Как бы там ни было, выглядел незнакомец прекрасно. У него было худое точеное лицо и умные, немного насмешливые карие глаза. Стройная, но крепкая фигура, высокий рост, плавные движения... все в нем выражало самоуверенность и бесстрашие.

А Гвин? При виде Джеймса ее глаза, как обычно, блеснули. Но была ли это та самая искра, которая при каждой встрече молодых людей вспыхивала из пепла их старой любви, или на этот раз во взгляде Гвин отразилось лишь удивление? Джеймс подозрительно прищурился. Гвинейра, если и заметила мрачный взгляд МакКензи, виду не подала.

— Мистер Гринвуд! — Джеральд тем временем тоже заметил спускавшуюся по лестнице троицу. — Простите великодушно, что не смог встретить вас лично. Вижу, Гвинейра уже успела показать вам дом! — Старый Уорден протянул гостю руку.

Верно, это был коммерсант из Англии, прибытие которого так резко изменило сегодняшние планы Гвинейры. Но теперь молодая женщина, похоже, больше не расстраивалась из-за приезда гостя, а с улыбкой показывала ему, куда присесть.

Джеймс оцепенел... его ревность переросла в ярость.

— Счета, мистер Джеральд, — напомнил он.

— Да, точно, счета. Все в порядке, МакКензи, сейчас я их подпишу. Виски, мистер Гринвуд? Вы просто обязаны рассказать нам о старой, доброй Англии!

Джеральд быстро расписался на бумагах и после этого уже не видел ничего, кроме гостя и бутылки виски. Небольшая фляжка, которую он всегда носил с собой, опустела еще в обед, и настроение Джеральда сразу же ухудшилось. Мак-Эрон рассказал Джеймсу об отвратительной ссоре Джеральда и Лукаса, которая произошла в одном из сараев. Причиной конфликта послужил отел коровы, который проходил с определенными трудностями. На этот раз Лукас снова не смог справиться со своей задачей; мужчина просто не выносил вида крови. Поэтому со стороны старого Уордена было не лучшей идеей сделать Лукаса ответственным именно за разведение крупного рогатого скота. По мнению МакКензи, Лукас куда лучше справлялся с контролем над обработкой полей. Умственный труд подходил молодому человеку куда больше, чем физический, и, когда речь шла об определении урожайности, целенаправленном удобрении угодий или анализе затрат и эффективности сельскохозяйственных машин, Лукас приносил ферме немалую пользу.

Но блеющие овцематки и ревущие коровы заставляли Уордена-младшего терять самообладание, поэтому сегодня после обеда главным козлом отпущения для недовольного Джеральда снова стал сын. К счастью для Гвинейры. Ей в такие дни обычно доставалось меньше. Однако сейчас Гвин и без того очень хорошо справлялась со своими обязанностями. Этого гостя, по крайней мере, она развлекала блестяще.

— Еще что-то, МакКензи? — спросил Джеральд, наливая виски.

Джеймс поспешно извинился и вышел из гостиной. Флёр последовала за ним.

— Видел? — спросила она. — У меня туфли, как у принцессы!

Джеймс рассмеялся. Его настроение сразу же улучшилось.

— Они и вправду красивые, миледи. Но вы всегда являете собой восхитительное зрелище — хоть в туфлях, хоть без них.

Флёретта наморщила лоб.

— Ты говоришь так, потому что ты не джентльмен, — объяснила она. — Джентльмены уважают даму только тогда, когда она носит туфли. Так говорит мистер Гринвуд.

Может быть, в другой день Джеймса и позабавило бы такое замечание, но теперь в мужчине снова вспыхнула ярость.

— Ну, миледи, в таком случае постарайтесь в будущем окружать себя настоящими мужчинами, а не бескровными умниками в дорогих костюмах, которые только и делают, что кичатся своими громкими именами! Потому что уважение, которое зависит от туфель, обычно бывает недолгим! — Джеймс обращался к испуганной Флёр, но предназначались его слова скорее Гвинейре, которая вышла из гостиной следом за дочкой.

Она растерянно посмотрела на Джеймса, но тот лишь нахмурился и молча отправился в конюшню. Сегодня и он позволит себе хороший глоток виски. А Гвин пусть пьет вино с этим богатым кривлякой!

Главное блюдо сегодняшнего ужина состояло из ягнятины и запеченного батата, что укрепило Джорджа в его выводах по поводу Гвин. Хозяйка дома не была хранительницей английских традиций, пусть даже она и заставила служанку обуться и сервировать стол по всем правилам этикета. При этом подававшая еду девушка проявляла к Джеральду Уордену чрезмерное почтение, которое почти что граничило со страхом. Похоже, старый хозяин фермы был вспыльчивым и обладал живым темпераментом: он постоянно говорил, пусть даже и немного заплетающимся языком, и обо всем имел свое мнение. Молодой хозяин, Лукас Уорден, напротив, имел спокойный, слегка усталый вид. Когда его отец начинал высказывать какие-нибудь радикальные идеи, Лукас морщился, словно это причиняло ему физическую боль. В остальном же супруг Гвинейры произвел на Джорджа впечатление симпатичного и очень воспитанного мужчины, которого можно было безоговорочно назвать настоящим джентльменом. Дружелюбным, но решительным тоном Лукас делал замечания дочери по поводу того, как нужно вести себя за столом, — и складывалось впечатление, что ему нравится общаться с ребенком. Флёр не спорила с ним, как с матерью, а послушно расстелила на коленях салфетку и стала накалывать кусочки ягнятины на вилку, вместо того чтобы хватать их руками, как, должно быть, делали спутники Робина Гуда в Шервудском лесу. Впрочем, причина такого смирного поведения могла крыться и в присутствии Джеральда. Собственно говоря, никто в этой семье не повышал голоса при старом Уордене.

Несмотря на молчаливость остальных, Джордж был доволен тем, как он провел этот вечер. Джеральд охотно рассказывал о жизни на ферме, и Джордж убедился: то, что он слышал об «овечьем бароне» в Крайстчерче, вполне соответствовало истине. Старый Уорден прекрасно разбирался в овцеводстве, очень удачно подгадал с покупкой коров и содержал свою ферму в полном порядке. Сам Джордж, впрочем, предпочел бы разговаривать за ужином не только с Джеральдом, но и с красавицей Гвинейрой; да и Лукас показался ему вовсе не таким скучным, каким его описывали Питер Брюстер и Реджинальд Бизли. Гвинейра успела признаться гостю, что портреты в гостиной написал ее супруг. И хотя она сказала об этом нерешительно и даже немного насмешливо, Джордж рассматривал полотна с чувством глубокого уважения. Он не считал себя большим знатоком искусства, но часто посещал лондонские вернисажи и аукционы. Такой художник, как Лукас Уорден, наверняка нашел бы там почитателей и при определенной доле везения мог бы добиться славы и богатства. Джордж раздумывал, может ли он позволить взять некоторые его картины с собой. В Лондоне для них точно найдутся покупатели. С другой стороны, старый Уорден мог воспринять это как насмешку. Художник в семье ему был абсолютно не нужен.