* * *

— Нету мери, нету ихних баб! — сетовал Коробец братам, собравшимся в доме.

— Эта вот есть — с мечом на пояснице.

— Да, та хороша — ладна и молода! — ейный мужик на печи валялся.

— То верно, что и есть валява, от лешень этих дремы набравшийся.

Синюшка услышал их разговоры и отошел в сторону.

— Там, в леске, есть еще дородная бабища. Словом, старшинская жена.

— Она же на сносях?

— Ну, как-то управимся… Не то погодим годинку — разбременится!

— Да, хороша баба с молоком! Эх!..

Если бы Синюшка не знал тех людей, о которых велась речь, тоже поучаствовал бы в распаляющих беседах. Сейчас же решил, что неможно. «Если б налететь на незнакомцев — лучше иноземцев — победокурил бы и я всласть! Повспоминал, понарассказывал бы!.. А тут — и думать-мыслить не могу… Эти дитки лесные стали, вроде, и не чужими… Ижну убили… Ох, как жалко…Пир помер непонятно как… Потом у них самих раскол был… Эх, мама, научила бы ты меня мыслить в таких неувязках! Все по-мужицки делать могу и разуметь. А когда нутро съежилось — ищу тебя средь бабьих лиц!.. Ведь была же ты когда-то? Кто-то в тереме тебя тешил?.. А мож, кто и терзал тело твое?..»

Синюшке стало плохо. Вроде того случая, когда входили в Ростов-град…

Он вышел на улицу. Сыпал снег с дождиком. Посмотрел в движущееся свинцовое небо. Влажный ветер, несущий мерзкий осадок, трезвил. Мутота в утробах проходила. Ум стал ясен, как божий день… Синюшка ощутил свою крепкую стать, пальцы вцепились за поручень сходней. Мурашки от сердца поскакали к членам… Вот уже и стекающая влага не холодит лицо… Задумок нет, но есть ясность в голове и в душе. Знает точно: никому ныне не хочет беды! Себе не желает грязной выгоды и не алкает объединиться с каркающими молодцами… «Люблю изгиб линии от верхушек этих елей… Люблю Бранца… Люблю своих, а они — смертные… Те, кто сгинули, из-за чура, непременно, смотрят на меня!..»

— Што вы, братки, удумали после такой дороги к бабам лезть? Можно и от позора не опомниться!.. Разумею, что наперво надь с серебришком разобраться, а Капка не сего дня, так другого приведет полк лешачек.

— Че, их там много? — спросил, зевая, Коробец.

— Немало… Кровушка у многих зело густа! — знающе обещал с подлым ликом Синюшка.

Витей словами мужичка остался очень доволен.

— Сломаем Лесоока — пригласим его на наш русский пир! А заплатит он сам, браты!

Валясь на лавки, ростовцы похотливо щерились.

— У меня и намек теплится в головенке: надь пощупать кой-кого! — поманил идеей Синюшка.

— Этого пантуя на печке?

— Его, ха-ха-ха!.. Кто со мной в следующий наряд?

Желающих не было, и Витей отрядил к Синюшке кого-то указом.

Настало время заступать на пост. Синюшка с напарником поменял первую пару, когда над лесом воцарилась тучная мгла.

— Негоже нам мокнуть на улице. Пошли в дом — побалакаем, с кем надо.

— Не велено нам. Стой и ты.

— Дознаться я должон у Светояра чего-то. Хошь — стой. Я выйду скоро.

Синюшка борзо открыл ногой дверь, пяткой затворил.

— Светояр, ты все не проснешься? Вылазь, што-то толковать стану.

— Головенку твою зряшную отшибу, если слезу.

— Тогда слухай тамо.

— Лезь, не дури! — поддержал догадливый Сыз. — Все ж Синюша нам не чужой.

— Тебя чего, дед, бред долит? — изумленно вопросила Стреша. Юсьва привстал на лавке, готовый слушать.

— Реки, Синюша! — утишил обстановку старик.

— Хотел я съехать в Ростов, поступить в дружину, а для того соколиков надь наперво умащить барышом.

— Благодарствуем тебе, милок! — не доверяла Стреша, но все остальные насторожились и молчали.

— С хоронушкой серебра тут, видно, што-то приключилось — мне се не ведомо, ну и ладно! — занервничал Синюшка. — Ведаю суть: бедокур завтра пойдет туточки великий! Не спасемся никто! И бабам сором…

— Ну а ты какого рожна ермолишься с нами?

— Помолчи, Стрешка! — одернул жену Светояр.

— Я только заступил постоять. Надо сейчас — не думая, не гадая— сходить, сходить!

Напарник открыл дверь, поглядел.

— Заходи, брат… Вот тут есть наметка, где богатейство лешаковое имать следует!.. Заходи, не студи, ну?..

Синюшка пошел закрывать дверь, протянул руку к воротине и вдруг ударил дружинника клинцом в грудь. Тот и моргнуть не успел, как ввалился замертво в дом. Синюшка зыркнул на всех:

— Думайте шибче! — И выбежал во двор осмотреться окрест.

— Ждал я, надеял себя умишком его… — заговорил в доме про Синюшку дед, вперед всех сбираясь и от надежды не умолкая. — Ухлиса — брюхатая: премного претерпит от лиходеев, ой!..

Все происходило очень быстро. Брали нужное, одевали колонтари.

Вошел Синюшка и, укладываясь, подбадривал Кона. Светояр руководил сбором.

— Юсьва, беги мышью за Уклис — заберем с собой.

— Куда заберем? Ошалел, што ль? — Стреша встала грудью перед Светояром.

— С собой берем! Не случай это — штоб оставаться ей! — отпихнул жену мужик.

— Как знаете… Себя держать боле не стану! — решила уверенно Стреша.

— Возьмем колонтари, потом в лесу укроем… — Синюшка был ясен.

— Што надо, я взял! — объявил шустро Сыз. Уразумели: дед все сделал с толком.

Закутали детей потеплее. Пузатая Протка связывала узлы. Стреша собрала снедь. Все косились на лужу крови под дружинником — она растеклась прямо возле порога.

Выйдя из дома, увидели ковылявшую Уклис и Юсьву.

— Веди, Синюшка, их к Холодному логу! Я догоню.

— Ты куда, за лошадьми? — спросил тот Светояра.

— Лошадей не берем — след глубокий, да и не время им!..

Светояр тенью юркнул в сторону второго дома. Пробрался к крыльцу, выглядывая сторожу. Предательски позвякивала кольчуга, но ветер гуляньем по верхам дерев глушил все в лесной округе.

Со стороны дома, где сено и часть лошадей, бродил сгорбленный страж. Светояр открыто, раскачиваясь, пошел ему навстречу. Тот порассудил: кто-то из своих, у коих кони с той стороны дома, — полуночник явился за охапкой сенца… Ждал словца от невидимого соратника, но получил нежданный нож под бороду. От эдакого удара и не всхлипнешь!..

На сене кто-то, скорчившись, спал. Светояр молнией припал на колено и повторил удар. Подходя к ростовским лошадям, вздрогнул от тихого лепетания Юсьвы. Финн пришел по зову вдруг полыхнувшего сердца на помощь.

— Вяжи поводья к хвостам!.. — Заметил, что Юсьва в колонтаре и при оружии. — Коли ненароком выбегут тати, руби ноги коням! Себя не жалей — руби до последнего! — Светояр внушительно сопровождал слова движениями рук, но лишь небу ведомо, понял ли что мерянин… Русский оставил подельника и прошел за домом к лошадям, оставленным там.