— Я бы вообще мимо города прошел. Мне вообще может быть в другую сторону нужно… Замок Ко где у вас тут? Или город Кир?

— Это ты сам у господина Перетрия спросишь. А вот уж ответит он или нет…

Гаврила покачал головой расстроено.

Бегдан улыбался, но глаза оставались холодными.

К городу они подошли уже ближе к вечеру.

Гаврила уже кое-что повидавший в этой жизни понял, что городок был поменьше Экзампая, да и, пожалуй, поменьше Киева. С Чернигов, пожалуй.

Он стоял рядом с озером, отражаясь каменной стеной в спокойной воде вместе с облаками и деревьями, вышедшими к самому берегу. Люди остановились, переводя дыхание.

— Вот и пришли! — сказал Бегдан довольным голосом.

Город проскочил мимо Гаврилы, словно короткий зимний день.

Только вроде вот-вот начался и как-то в один момент, глазом не успел моргнуть, как все кончилось. Небольшой каменный дом, не дворец вовсе, стоял на холме в самой его середке.

Распахнулись ворота, скрипнули железные петли…

Один за другим они вошли в дом и, пройдя кривыми, удобными для обороны, перходами, остановились в небольшой комнате.

Бегдан, чувствуя, что все вот-вот определиться, подмигнул Гавриле, зашел в дверь и через вздох, вернулся. Там, откуда он вышел, кто-то закричал протяжно, нечеловеческим голосом и все смолкло. У Гаврилы холодок шмыгнул по спине, но только и всего. Мало ли… Может быть за дело кого-то жизни учат…

«Ничего… Не зарежут», — подумал он. — «Ну, а если начнут…»

Он потер ладони, хрустнул пальцами

Бегдан кивнул товарищам, чтоб те отошли в сторону, и рукой пригласил дорогого гостя.

— Заходи. Только, чур, богов своих тут оставь.

Гаврила пожал плечами — последнее дело с хозяевами спорить, отстегнул меч, снял щит и шагнул за порог. Не драться же с ними, ей Богу…

За спиной скрипнули, закрываясь двери…

Эта комната оказалась побольше той, что осталась за плечами. По бокам тут стояли люди — кто в доспехах, кто просто так, без железа на теле, но в золоте и серебре, а впереди, между двух больших от пола до потолка окон, сидел на золотом кресле человек.

Одного взгляда хватило Гавриле, чтоб разглядеть комнату. Ковры на стенах, цветные картинки на окнах, огромные вазы с цветами и клетку с диковинной птицей. Она взмахнула крыльями и заорала. Гаврила узнал крик и улыбнулся. Вот она цена страхам-то…

Запахи, витавшие в комнате, были подстать убранству. Сладковатый запах цветущего сада смешался в воздухе с ароматом горящего дерева. Гаврила, уже зная, что увидит, посмотрел в дальний угол. Там то ли на золочёном, то ли вовсе на золотом столике дымилась ароматным дымом малая лучинка.

Он засмотрелся, вспомнив, что видел такую же у Марка, но тут его неожиданно ухватили за руки и сжали с обеих сторон. Масленников дернулся от неожиданности, но, вспомнив про волшебный кулак, расслабился. Страха в нем не было. Только веселое любопытство. Покосился назад, увидел уже знакомые лица и подумал, что те, бедные, еще не представляют с кем связались.

— Ты кто? — Человек из кресла приблизился на десяток шагов. — Говори! Кто послал?

Знакомый был человек-то. Знакомый. Друг почти… В прошлый раз, правда, он выглядел как-то проще, но тогда поход, вдали от дома, а сейчас… Сейчас был он чернобров, чернобород и ухожен. На чистом, белом лице резко выделялись черные усы и ухоженная, волосок к волоску борода.

— А то ты не узнал. Гаврила я, Масленников! — снизу вверх сказал Гаврила.

Он дернулся, пытаясь сбросить чужие руки с плечей, но ничего не вышло. Держали его крепко. Не приближаясь, Перетрий обошел его полукругом.

— Первый раз вижу!

— Так уже и в первый? — удивился Гаврила. — Мы с тобой хлеб соль делили, ночь вместе провели. Ты мне про замок Ко рассказывал, а потом ты исчез…

Патрикий всмотрелся в него.

— Точно?

— Еще бы! Вспомни! Дней десять назад. На берегу моря. Ты же сам еще мне про врага своего рассказывал. Про Патрикия Самовратского!

— Так ты и его знаешь? — улыбнулся Перетрий. Гаврила увидел раздвинутые в улыбке губы и улыбнулся в ответ, не разглядев, что глаза у хозяина остались холодными.

— Конечно! Он тут недалеко, кстати… У Аккореба стоит. Позавчера с ним разговаривал!

— Врешь! Он под замком.

— Был, — согласился Гаврила. — Был… А потом его отпустили… Я сам удивился.

Окружающие вокруг взволновались отчего-то, заговорили разом, завертели головами, и Гаврила опять дернулся вперед. Патрикий почувствовал его стремление к нему и рукой остановил.

— Не торопись. Потом расскажешь!

Взгляд его уткнулся куда-то за спину и Гаврила сообразил, что самое интересное сейчас произойдет позади него. Он начал поворачиваться, но державшие его руки не ослабли, а напротив, вцепились, не пуская. Почувствовав сопротивление он рванулся всем телом не от испуга, а, просто подумав, что то, что утаивают от него как раз и есть самое тут интересное…

Он успел!

Правда и тот, кто стоял позади него, не опоздал.

Тот удар, который должен был прийтись по затылку, угодил Гавриле в лоб, как раз в то место, где жители одной далекой горной страны высверливают дырочку, открывая посвященным возможность видеть мир не таким, каким он кажется простому человеку, а таким, какой он есть на самом деле.

Он принял его, и все кругом завертелось…

…Клубок распался на отдельные фигуры.

Бедный славянин, неуклюже вывернув локоть, лежал навзничь, такой дикий, такой грязный и такой ненужный на чистом мозаичном полу, изображавшем схватку двух пантер. Рядом все еще покачивая деревянной колотушкой, стоял стражник, а в отдалении, словно боялся испачкаться, покачивался с пятки на носок хозяин дома. Он уже не смотрел на варвара, а отдавал приказания свои людям. Те срывались и спустя несколько мгновений в зале не осталось почти никого, только портьера колыхалась за последним выбежавшим. Из-за стены слышался топот, кто-то бежал по двору и кричал неразборчиво.

Аккуратно поставив колотушку за спину, оставшийся в зале воин подтянул рукава и спросил:

— Куда его, господин?

Патрикий подошел ближе, носком сапога повернул голову.

— Это какой? Третий?

— Кабы не четвертый, хозяин… Третий был с месяц назад. Тот, с отравленным ножом…

Перетрий не стал выяснять кто прав, а только головой покачал.

— Неймется врагам.

Несколько мгновений он смотрел вниз, потом решил:

— Тогда в яму его.

Похоже, это слово говорило не только куда нужно отнести гостя, но и то, что с ним теперь станет.