Кухарка настолько увлеклась созерцанием, как госпожа, ловко орудуя лопаткой, плотно заворачивает щедро сдобренную вкусностями тончайшую яичную лепёшечку, что не замечала ничего вокруг. Она почёсывала нос и вслед взлетающим бровям высовывала кончик языка. Видя, как старательно закатывается блинчик, пальцы её рук подрагивали — как у пианистки — в желании помочь.

— Не отвлекайтесь, мешайте своё, — напоминала иноземка работницам, махая перед их носами лопаточкой. Всё же такое навязчивое внимание ей не нравилось. Секрет приготовления хотелось оставить в тайне. Да где там! Наблюдатели впитывали новые знания, как песок дождевую воду.

С творожными варениками Наташа справилась гораздо быстрее.

Всё готово. В отдельную широкую миску положили густую жирную деревенскую сметану. Большое кольцо благоухающей золотистой колбасы украсило серебряную тарелку. Девушка, дав указание всё поместить на поднос, всучила его служанке и отправила её в покои вице-графа. Оставалось забежать за горчичкой. Наташа, успевшая не просто проголодаться, чувствуя головокружение от запахов еды и пряностей, уже зверела от голода, сглатывая беспрерывно набегавшую слюну.

Открыв дверь в покои Ирмгарда, девушка от неожиданности застыла на пороге. В ярко освещённой комнате, придвинув кресло к ложу, сидел Бригахбург. Похоже, сидел давно. Его сын, раскрасневшийся и довольный, улыбался ему. Кива, устроившись у растопленного камина и подслеповато щурясь, штопала.

По комнате расходилось приятное тепло. Каменные стены замка, словно ростовщик, откликались на дождливую погоду, алчно собирая в углах сырость и прохладу.

Ну, конечно, как же Наташа не подумала, что сказав: «Мне нужно идти готовить еду вашему сыну», только заинтриговала его сиятельство! Сама виновата. Может быть, он прав, и здешние благородные девицы не только не умеют готовить, но и не должны?

Служанка, водрузив поднос на столик у кровати, шустро выскочила из покоя.

— Упс! Господин граф, давно не виделись, — подавила вздох Наташа.

Он с интересом рассматривал содержимое подноса.

— Выглядит аппетитно. Кива, подай мне блюдо.

— Хотите присоединиться? — собираясь отчитать его за наглость, девушка прикусила язык. Всё равно никуда не денешься. Он здесь хозяин.

— Надеюсь, это съедобно, — забрал стул от окна Герард. Поставив его возле иноземки, он пригласил её сесть и подмигнул Ирмгарду.

Вице-граф заинтересованно переводил взор с одного на другого. Его Ангел казалась уставшей и чем-то озабоченной, а отца в благодушном настроении он давненько не видел.

Наташа нахмурилась:

— Ладно, нарезайте колбасу и омлет. Только сначала помойте руки и кинжал, иначе я к еде не притронусь и больному тоже не дам. И давно пора хотя бы пару ложек сделать.

— Что это такое? — раздалось из умывальни.

Девушка приятно удивилась. Странно, что сиятельный прислушался к её просьбе. Значит, не совсем безнадёжен.

— Ложки? Это очень удобно. Ими едят. Можно сделать из дерева или…

В дверь вошла служанка с подносом. На столике появились три серебряных кубка, кувшин с вином, хлеб, два кольца колбасы, овощи. Когда только Бригахбург успел распоряжение отдать? Был уверен в её никчёмности и в несъедобности ею приготовленного?

Герард, довольно потирая руки, придвинул кресло ближе к столику:

— Кива, где ты там?

— Кива, себе тоже тарелку возьмите, — косилась русинка на кинжал в руке мужчины. Несмотря на то, что на столике стояла мисочка с чистой водой для омовения пальцев, необходимость есть руками удручала.

Граф передал кормилице кубок с вином для сына и она, с полным еды блюдом в руках, устроилась на ложе, готовясь кормить больного.

— Ему пить нельзя, — вмешалась Наташа, мгновенно получив в руки серебряный кубок.

Бригахбург хмыкнул, бросив взгляд на Ирмгарда, и тот вздохнул:

— Тогда я не буду есть.

Наташа пригубила вино, пробуя. «Некрепкое», — решила она:

— Ладно, пей, шантажист, только немного.

Омлет оказался выше всех похвал. Один только его вид вызывал аппетит. Стремительное исчезновение еды с тарелок говорило само за себя.

На баночку с горчицей господа косились опасливо.

Девушка, открутив крышку, загадочно улыбнулась:

— Дижонская, настоящая, — намазала приправу кончиком кинжала на кусочки хлеба. Кажется, маленькая пузатая баночка вызвала больший интерес, чем её содержимое. — Горчички побольше, — потёрла ладони Наташа, поднося хлеб с ароматной золотистой массой к носу, вдыхая острый дразнящий запах. — Сначала кусочек колбаски, затем откусываем хлеб с горчицей, — растягивала слова, щуря глаза от удовольствия, неторопливо жуя. — Ну, ешьте!

Его сиятельство доверчиво откусил кусок хлеба с горчицей. Побольше. Прожевал. Рот приоткрылся, на глазах выступили слёзы. Герард затряс головой:

— Что это? У меня горит внутри!

— Правильно. Так и надо. Это же горчица! — посмеивалась русинка. — От слова «гореть»! Сейчас пройдёт. Зато послевкусие замечательное. Вы закусывайте, — подтолкнула она руку мужчины к колбаске. — Ну, как?

— О, да! В этом что-то есть, — кивнул граф, соглашаясь. Ему действительно понравилось.

Ирмгард, скривив губы, наблюдал за отцом.

— А ты чего ждёшь? Не отставай.

Вице-граф последовал его примеру и после дегустации закашлялся. Кива, укоризненно качая головой, торопливо поднесла ему вина и вернула мгновенно опустошённый им кубок на столик.

— Слабаки, — чуть слышно констатировала Наташа, отпивая из кубка и намазывая горчицей очередной кусочек хлеба. Как и хрен, горчица в их семье не переводилась. К салу, холодцу, приправа в соусы, для выпечки — без неё никак.

Девушка чувствовала, что быстро хмелеет. Вот тебе и некрепкое вино. Вкусное, зараза. Обволакивающее ласковое тепло от камина вызывало неконтролируемую лёгкую дрожь. Ей кажется или Бригахбург подобрел? Голос его стал бархатнее, тише, и поглядывает он на неё как-то странно. И Кива раскраснелась, хлебнув по требованию Наташи из её кубка, присоединяясь к пожеланию скорейшего выздоровления всеобщего любимчика.

Вареники первым попробовал хозяин. Одобрительно кивнув, прожевал и слегка задумавшись, изрёк:

— Ты не только умеешь лечить, но и вкусно готовишь. Я даже боюсь спрашивать, откуда такие познания.

— Готовить, когда есть из чего, не так уж и сложно, — хмыкнула польщённая Наташа.

— Не скажи, — качнулся Герард в кресле. — У нас есть всё, но такого я не ел.

— Ели иное. И тоже не менее вкусное.

— Что ты ещё умеешь?

— Не скажу, — стрельнула она в него глазами, улыбаясь. Его слова приятно согрели душу. Как давно её никто не хвалил.