– Подожди-ка, – сказал я. – Мне надо кое-что обмозговать. Представь, что я Эрскин Грир. Я дал компрометирующее меня интервью Анне Грант, и оно может взорвать к чертям собачьим всю мою карьеру. Я организую ее убийство. Через несколько дней я вспоминаю про пленку с записью и посылаю к ней в квартиру своих людей. – Теперь у меня в голове по-новому начали складываться кусочки мозаики, и я почувствовал, что приближаюсь к решению загадки. – Дело в том что те парни на крыше вовсе не обязательно могли быть людьми Фулгера, с тем же успехом их мог прислать и Грир, который хотел вернуть кассету. Понимаешь? Они искали интервью не Анастасии, а Эрскина!

– И не нашли. А почему тогда они не обыскали твою квартиру?

– Потому что уже обыскивали. И не заметили диктофон, который завалился под диван. – И тут сердце у меня упало. – Но ведь тот тип, который следил за моей квартирой из машины, точно работает на Фулгера. Я видел его в замке. Черт, опять не складывается.

– Почему же, – оживилась Сузи. – Вот смотри. Оставим пока Фулгера. Мне кажется, ты прав, что сосредоточился на Грире. Предположим, он убил Анну и запустил в ее квартиру своих ребят. Что тогда?

– Ничего. Он молился, чтобы кассета не всплыла и ничто не помешало ему прибрать к рукам «Федерейтид Авиэйшн». Анна интервьюировала его в субботу и была убита в воскресенье, Эрскин считал, что она не успела ни с кем поделиться его откровениями.

Я подумал еще вот о чем: Анна легла в постель с Эрскином. Но об этом я Сузи не сказал. Мне было больно об этом говорить.

И вообще, что я чувствовал к Анне спустя три недели после того рокового дня? Мне трудно было дать ответ на этот вопрос. Анна, моя единственная настоящая любовь, Анна с ее дивными волосами и роскошными ногами. Упущенные возможности, случайные встречи – а ведь мы могли быть вместе всегда. Какое мне дело до ее любовников? Когда коллекционеру попадается великая картина – скажем, Матисса, – разве ему не все равно, через какие руки она прошла? Что она побывала у дельца с Уолл-стрит или босса чеченской мафии?

А мне было не все равно. Мне было больно об этом думать. Анна, Анна, все, что я делаю, я делаю ради тебя.

– Давай продолжим, – сказал я. – Итак, проходят три недели, никакой утечки информации не происходит. Анна похоронена. Грир летит в Хьюстон, потом в Гонконг, готовит сделку. Он уверен в своей безопасности. И вдруг раздается звонок от Брюса Макфолла. Его страхи оживают. Очевидно, Брюс не предполагал, какую собаку разбудил. «Мир мужчин» не забыл про заказанный материал и направил в Гонконг другого репортера. Что делает Эрскин Грир? Первым делом пытается выяснить, кто такой Кит Престон. Это нетрудно. Он узнает, что меня уволили, и это его озадачивает. Буду ли я в таком случае писать в «Мир мужчин»? Вероятно. Спайк Стил мог дать мне задание как внештатнику. Теперь нам важно знать, насколько глубоко они копнули и пронюхали ли, что мы с Анной были довольно близки. Слухи об этом наверняка ведь ходили?

– Конечно, ходили. Меня постоянно спрашивали, ухлестываешь ты за ней или нет.

– Господи, – рассмеялся я, – если бы они только знали! О'кей, итак, Грир думает, что я – бывший бойфренд Анны. Это его еще больше настораживает. Он допускает, что Анна успела рассказать мне об интервью и я в курсе его делишек с оружием. То есть если она кому и рассказала об этом, то только мне, так ведь? Такими вещами делятся или с любовником, или с родственниками.

– Питер! – хором воскликнули мы с Сузи.

Она могла сказать Питеру. И Питер мертв.

– Знаешь, Сузи, я боюсь забегать вперед, но мне кажется, чем больше мы разрабатываем версию Грира, тем убедительней она представляется. И по времени все совпадает. Я звонил Брюсу в понедельник вечером – по гонконгскому времени, – так что он мог связаться с Гриром во вторник. Таким образом у него в распоряжении тридцать шесть часов, чтобы написать и доставить письмо Кэзи. И вот еще что. Хотя для нас слова «твой папа задает слишком много вопросов» звучат туманно, для Эрскина их смысл абсолютно ясен. Он ощущает себя единственным подозреваемым. Он ничего не знает ни о Микки, ни о Фулгере. Он убил Анну, чтобы заставить ее замолчать, и, вероятно, убил и Питера тоже. Этот укус змеи казался мне подозрительным. Вопрос: почему он убил Питера? Очень вероятно, что Питер позвонил Эрскину в Гонконг – или в Хьюстон – и дал понять, что Анна кое-что ему рассказала. Насколько я могу судить, Питер был человеком решительным и бескомпромиссным. Даже если он не заподозрил, что Грир замешан в убийстве его сестры, он не оставил бы без последствий информацию о торговле оружием. Анна говорила мне, что ее брат презирал капиталистов. Он всех их считал лицемерами – и вот доказательство его правоты. Он считал, что обязан продолжить дело, начатое Анной. Так или иначе, Эрскин видел в Питере реальную угрозу…

– …и нейтрализовал ее, – закончила мою мысль Сузи. – А теперь на горизонте появился еще один человек, который владеет этой информацией. Это ты, Кит.

– И четвертый. Ты тоже все знаешь.

– Ну, обо мне-то они ничего не знают. А за тебя я боюсь.

– Значит, надо быть вдвойне осторожными. Прости, что я так отзываюсь о твоем крестном отце, Сузи, но похоже, что он настоящий серийный убийца.

К столику вернулись отец с Кэзи и доложили о потерях: они продули моих два фунта и еще четыре отцовских.

– Зачем ты поощряешь в ребенке страсть к азартным играм? – проворчал отец. – Лучше бы просто сложил костер из денег, если тебе их девать некуда.

Кэзи смущенно переминалась с ноги на ногу.

– Пап, дай еще один фунтик! Мы чуть джек-пот не сорвали! Пжжжласта, папочка, ну только один!

– Прости, детка, денег больше нет, и вообще нам пора. Попрощайся с дедушкой.

– Опять в Лондон? – спросил отец. – Или в тот коттедж?

Мы с Сузи молча переглянулись. В самом деле, куда мы едем? Куда мы можем поехать?

– Сперва упакуемся, – рассеянно ответил я, – а там посмотрим. Надо ехать, пока пробки не начались.

Мы простились и поехали к центру Олтона.

– Приятно было познакомиться с твоим отцом, – вежливо сказала Сузи. – Вы с ним ужасно похожи.

– Не утруждай себя светскими формальностями, Сузи. Лучше не надо. Родителей не выбирают.

– Я только хочу сказать, что за его ворчливостью прячется интересный эрудированный человек. Вроде тебя. Сколько ему? Шестьдесят пять? Не так уж много у меня знакомых шестидесятипятилетних стариков, которые бы так здраво рассуждали об Интернете.

– Бог с тобой, он понятия не имеет об Интернете. Слышал звон. Умеет пускать пыль в глаза.

– Как и ты. Ты сам мне об этом говорил. Что нахватался поверхностных знаний. И еще гордишься этим.

– Я по крайней мере не пророчествую.

– Как сказать! Но я же не критикую тебя. А тебе вправду нравится производить впечатление знающего человека.