Это в Польше, ну или в других странах, завоеванных раньше, немчура шла парадным маршем, с песнями да минимальными потерями. Бельгию вон чуть ли не взводом диверсантов взяли, те бедолаги мУльены потратили, какие-то страшенные укрепления настроили, а тут бац с неба два десятка наглых теффтонов, и все, смертельный ДОТ в руках. Максимум сопротивления тех народов немецким оккупантам – плевок на дорогу, по которой проходил часика два назад немец (ни в коем случае не раньше, фашисты могут же и в ответ плюнуть). Я ваще торчу от всяких чехословаков, поляков и других завоеванных немцами европейцев, по-моему, кроме Югославии, никто из них нормально и не подлянил немцам. Резистансы[281]гребаные, наверно, все эти движения сопротивлений, вместе взятые, немцам вреда принесли как один из самых лоховитых партизанских отрядов СССР (да, само собой без Югославии).

Тисяча извэнэний, как говорил Жорик Вартанов[282]в моей реальности, за отступление от темы. Осматриваю с верхушки окрестности, пока тишина. Тут прибегает радист, приносит радиограмму от Старыгина, это ответ на вечерний отчет, вечером мы отчет о проделанной работе посылали, забыл черкнуть тут:

«Заминируйте автомобильный мост, будьте начеку, в случае окружения превосходящими силами уходите, взорвав мост. Не рисковать! Старыгин».

Правильно, батя заботится о нас, если немцы окружат нас, мы их покрошим, конечно, немерено, но и они нас пресекут на корню. Потому, наверно, уже пора позаботиться о путях отхода, все мы знаем, что сейчас немцы планируют мыслимые и немыслимые подляны против нас. Свербит от нас у фашистов, во всех отверстиях. Мимо пробегает Круминьш:

– Артур, если свободен, найди Ежурова, и поднимайтесь вдвоем сюда, надо обсудить кое-что.

– Хорошо, товарищ старший лейтенант, сейчас, пять минут.

И через пяток хвилын[283]Володя с Артуром уже стоят рядом, и я начинаю:

– Ребята, к колдуну не ползай, то есть к гадалке не ходи, но немцы уже подтягивают силы, чтобы раздолбать нас как бог бегемота. Командование предлагает не стоять насмерть, навести максимальный шорох, и смазать пятки самым скоростным салом. Мы нужны командованию не геройски погибшими, а геройски выжившими, а геройски (или не очень) пусть погибает неприятель. Поэтому предлагаю заранее подготовить два пути отхода, первый основной (демонстративный и пошуметь на нем), и второй резервный (реальный), кроме того, заминировать, конечно, и мосты, и ДОТ. Причем желательно так, чтобы они потом взорвались, когда немцы будут и там и тут. Хотя это, так, пожелание, а вовсе не приказ.

– Товарищ комиссар дивизии, я предлагаю заложить два фугаса на мосту, и применить двойную систему минирования в ДОТе, если не сработает первая система, то сработает вторая, – умничает Артур, – тем более Абдиев со своими притаранили из немецкого склада боепитания шесть авиабомб стокилограммовых. Мосту и ДОТу хватит и еще останется немного.

– Тогда, Артурчик, возьми саперов и озаботься минированием, тя Абвер этому учил, на народные денежки причем (ну да, а чем немцы не народ), а ты, Володя, возьми двух-трех ребят, осмотри окрестности и подготовь пути отхода, оба. Не забудь, отходим-то с техникой, поэтому путь отхода должен быть преодолим для техники. И красноармеец Ежуров, первый путь отхода следует рассматривать как отход с шумом, с размахом, как Волго-Дон строили, а второй путь в стиле тихо-мирно, шито-крыто. Пусть если что, немчура засады на первом пути сажает, а мы скромно, без почестей удалимся по второму. Все, товарищи, расходимся и выполняем, – скомандовал я, и парни ушли выполнять свои дела, а сам решил пройтись по всему нашему плацдарму. Но начал с радиста, со связи с базой.

И к Старыгину ушла радиограмма следующего содержания:

«Вас поняли, готовы к любым исходам, нам нужны четыре мехвода, у нас прибыль в четыре коробки, будем благодарны»

Почти сразу же пришел ответ:

«Ронандахо бо гурухи Онищук то обеда ба рох мебароянд, то шаба мерасанд, барор!»[284]

Это я на случай отступления позаботился, не оставлять же четыре танка немцам, пусть трешка не БТ, но тоже танк, а некоторые не очень патриотичные товарищи даже треху того периода считали круче БТ, ну и запас, как говорится, Гохран не дерет. Ну, или Гохран запасы не дерет, да черт его знает, не филолог я, и с Гохранами не дружил, не служил, не тужил и не жил.

Тыловые укрепления уже готовы, бедные красноармейцы прошли курс подготовки матерого крота (кротам у нас еще поучиться), правда, обездвиженный танк легче зарывать, чем нормальный, нормальному же нужно еще запасные позиции вырыть, плюс пути для перехода из позиции на позицию. Акмурзин со своими ребятами отрыли для себя пулеметные гнезда с путями сообщений. Поленились пути вырыть в полный рост, но ползком, да и на карачках по ним спокойно можно передвигаться, черт с ними, бездельниками. И потом под началом опытного пулеметчика начали тренироваться стрельбе, в лагере-то всех учили стрелять из ДП, МГ и даже «максимки». То есть азы всем знакомы, пусть потренируются, да и пристреляют территорию, патронов пока до черта. Пусть восьмерки рисовать очередями они не умеют, и тем более автографы свои, зато горизонтальной очередью хоть напугают.

Но почему так подозрительно тихо, чего это немцы не лезут, а? Что, они испугались нас и сепаратный мир заключили с СССР, что ли?

Ого, видимо, накаркал, слышен вой моторов, по звуку понятно, что самолеты (привыкли уж ДВС фашистские различать), и потому кричу:

– ВООООЗДУУУХ! – все в укрытия.

Ну и сам руки в ноги, или нет ноги в руки, хотя тоже иррационально, то есть короче, жму на газ и, включив форсаж, бегу к парням в окопы (там вероятность поражения осколком бомбы поменьше, а жизнь всем сладка).

– Товарищи красноармейцы, личному составу укрыться, пока мы в окопах, бомбой нас убить очень сложно.

Все послушно укрываются (каждый на своей шкуре уже испытал подлость бомберов люфтвафлей), и окопы ощетинились стволами.

– По немецким стервятникам с упреждением в полкорпуса ОГОНЬ! – последние мои слова потонули в визге и вое пикирующих немецких крылатых говновозов.

Четверка немецких пикировщиков (хорошо фронт далеко, не то наслали бы фашисты на нас не четверку, а гораздо больше) с угрожающим воем летела на нас. Но ребята не растерялись, немцев встретили очереди из МГ и ДП, одиночные (но дальнобойные) выстрелы из Мосинок и карабинов германских, да еще обе «косилки» начали работать по девичьей специальности. Первая пикировка у немцев прошла очень хорошо (без потерь для них), но на второй наши пули стали более агрессивно встречать их (чуть пристрелялись бойцы), и один «Юнкерс» задымил (с «косилки» обласкали). Другие тоже испугались, видя дым из собрата по воздушному разбою, и, побросав бомбы куда попало, отвернули от нас, а задымивший замедлил полет. Видимо, у фрица летучего что-то с мотором, а сотни злых пуль калибра 7,62 и 7,92 начали зверски ласкать металлическое тело «Юнкерса». Так тебе, сука крылато-говнистая, «не смеют крылья черные над Родиной летать» (над нашей, конечно), летал бы себе в каком-нибудь Вюртемберге, мы бы не стреляли.