Девушка улыбнулась, и Холлис невольно улыбнулась в ответ. Она знала, что обязанности у той двоякие: не только вести фургон, но и уболтать полицию, если потом возникнут сложности из-за парковки.

Сейчас девушка распахнула задние двери. За ними была плотная, туго натянутая черная ткань, как будто из арсенала фокусника. Девушка залезла по алюминиевой лесенке в три крепкие ступени и расстегнула вертикальную молнию.

– Давайте чемодан.

Холлис подняла ей чемодан.

Девушка просунула его в щель и спустилась. Холлис поднялась по лесенке, пролезла в щель – пластмассовые зубья молнии проскребли по руке, – повернулась и опустила «собачку» молнии почти донизу. Водитель застегнула молнию до конца, и Холлис осталась в полной темноте.

Позади вжикнула другая молния, впустив яркий свет. Холлис обернулась и увидела Гаррета, а за ним Пепа в – у нее даже сомнений не возникло – безобразной футболке.

– Я не думала, что она буквально настолько безобразна, – сказала Холлис, проходя за вторую молнию.

Футболка на Пепе, надетая поверх велосипедок, и впрямь была самая большая и безобразная, какую Холлис случалось видеть: из какого-то дешевого жидкого хлопка цвета калоприемника – обобщенно-теоретического цвета европеоидной кожи. На высоте груди два асимметричных глаза тусклой черной краской, на уровне паха – угрюмый рот. Позже Холлис не могла вспомнить, почему это было настолько безобразно, кроме общего ощущения, что это за пределами панка, за пределами искусства и почему-то оскорбительно. Полосы шли от краев на бока и переходили на короткие свободные рукава. Пеп ухмыльнулся – а может, просто взглянул на нее, – надел через голову лямку темно-зеленой курьерской сумки и сунул в нее пакет, в котором Холлис узнала второй «подарочек» Гаррета.

– Не забудь потом снять сумку, – сказал Гаррет. Он сидел на черном офисном стуле, приклеенном к блестящему баклажановому полу. – Иначе программа не поймет.

Пеп ухмыльнулся – а может, просто улыбнулся в ответ – и прошел мимо Холлис в открытую молнию второй тканевой переборки. На спине футболки повторялся тот же безобразный рисунок. Пеп нагнулся, переставил ее чемодан внутрь и застегнул молнию. Холлис слышала, как расстегнулась и застегнулась другая молния, хлопнули дверцы.

Она повернулась к Гаррету, но тот прилаживал свой ноутбук на какое-то крепление, отходящее от каркаса из черных пластмассовых труб. Каркас, похожий на геометрическую модель прямоугольного параллелепипеда, охватывал почти всю внутреннюю часть фургона и, как стул, был приклеен к стенам неотражающей черной лентой для кинодекораций. На трубах были закреплены два плазменных экрана, один над другим, провода, розетки и несколько очень стильных светодиодных ламп.

– Куда мы едем? – спросила Хайди непривычно тихим голосом. Она сидела на полу, спиной к другому черному полотнищу в передней части фургона.

– Скоро узнаем, – ответил Гаррет. Он уже установил ноутбук и теперь сидел как бы за невидимым компьютерным столом.

– Куда рванул Аджай?

– Туда же, куда едем мы, – сказал Гаррет. – Но с Чарли.

Все внутри пахло герметиком и новой электроникой.

Снаружи захлопнулась дверца водительской кабины.

– Садись рядом с Хайди, – распорядился Гаррет. – Там поролон.

Холлис села.

– Ошизеть, – сказала Хайди. – Клаустрофобия.

– Что клаустрофобия?

– У меня.

Водитель завела мотор, и фургон поехал прочь от «Кабинета».

«Идет», – безмолвно сказала Холлис хорьку. До этой секунды она не знала, что заключила с ним сделку.

– Ты никогда не говорила, что у тебя клаустрофобия.

– Фудзивара сказал, это из-за муйла. Я ведь потому к нему и пришла. Думала, мне просто хочется избить кого-нибудь в котлету, представляешь?

– А на самом деле не хотелось?

– Когда он научил меня клеить модельки, я успокоилась, и тогда он объяснил, что я просто не хочу ощущать себя взаперти.

– Ты доклеила Бюстохода? – Холлис подумала, что Хайди за разговором будет легче перенести замкнутое пространство.

– Деталек маловато, – скорбно ответила та.

– ОВП[57] есть? – спросил кого-то Гаррет. Его наушники были воткнуты в черную коробочку, подключенную к осьминожьей галактике телефонов, и он говорил с несколькими людьми на лаконичном языке полушифра.

– А у нас? – спросила Хайди.

– Тише. Не отвлекай его.

– Ты понимаешь, что он делает?

– Нет. Но что-то сложное.

– Сестра Аджая сделала из него белого клоуна. Выемку в носу исправила актерской замазкой. Высветлила волосы в цвет поноса и таких же налепила по бокам.

– Гаррет хочет, чтобы Аджая приняли за Милгрима.

– Это я поняла. Зачем?

– Похитили звездного программиста, который что-то делал для Бигенда. В обмен требуют Милгрима.

– На кой он им?

– Вообще-то, – сказала Холлис, – это из-за того, что ты запустила дротиком в их человека, после того как Милгрим уже устроил ему какую-то пакость.

Минуту Хайди сидела, сцепив на коленях белые пальцы с обломанными черными ногтями и очень серьезно глядя на Холлис.

– Прикалываешься?

– Нет.

– Они что, мудильеры?

Холлис, придумывая ответ, увидела, что Хайди с трудом сдерживает смех, и тихонько ткнула ее кулаком в бок.

– Ура, – объявил Гаррет, приглушая все телефоны. – Скрабс[58]. Модель работает. Оптимальное место. Если ветра не будет.

– Какая модель? – спросила Холлис.

– В Университете Колорадо нам составили модель. Скрабс – идеален. Извини меня.

Он убрал руку с коммутатора и принялся что-то печатать. Фургон замедлился, посигналил, перестроился в другой ряд, немного постоял, снова поехал.

– Что происходит? – спросила Хайди.

– Думаю, условились о месте обмена, – ответила Холлис. – И я так поняла, нам оно нравится.

– И они получат уродскую версию болливудского хахаля, – пожала плечами Хайди.

– Ты же вроде старалась не вляпаться?

– Старалась.

– Тебе лучше?

– Ага. – Хайди запустила руку под куртку и потерла ребра, – но если я не вылезу нахер из этой душегубки, накатит снова.