Граф изменил свое решение и не отпустил меня в Гэлбрейт. Он с какой-то болезненной тягой относился ко мне, вызывая в моей душе то трепет, то страх от таких чувств. Торнтон словно вскрыл застарелую рану, не дающую ему испытывать сполна те ощущения, которых он сторонился всю свою жизнь.

Рыбаки радовали меня своими уловами. И нашу рыбу Фергюс Хьюз забирал до последней селедки. Маринованный продукт пользовался огромным спросом, что заставило меня построить еще несколько помещений с бочками для засолки. Особенно хорошо продавалась сельдь пряного посола и сельдь со специями, несмотря на то, что мне они влетали в копеечку.

А еще мы с Бронксом строили цеха для переработки рыбы. Как раз там я надеялась запустить производство «крабовых палочек» и полуфабрикатов для моей таверны.

Оооо… о ней я могла говорить часами! Мое детище хоть и медленно, но уверенно вырастало этаж за этажом на перекрестке двух дорог. Я лично составляла план постройки, уделяя особое внимание кухне. Она должна была быть не просто большой, а огромной!

Граф внимательно выслушивал мои планы, иногда что-то советовал, но зачастую просто восхищался. Он любил наши вечера, когда я рассказывала все, что произошло за день, что случилось на производстве, какие новые технологии внедрялись в, казалось бы, такой простой и примитивный промысел.

- Вы обладаете мужским умом, дорогая, - часто повторял Торнтон. – Я не знаю ни одной женщины, которая смогла бы сделать даже десятую часть того, что делаете вы.

Я кивала, улыбалась, но внутренне, конечно, была против такого определения. Разве женщина не могла иметь аналитический ум и способности к ведению дел? Но все-таки я на все это смотрела с высоты своего развития, поэтому удивление графа было вполне естественным.

Прошка и Манус переехали вместе со мной, что абсолютно никак не отразилось на их поведении. Они чувствовали себя в Мак-Колкахуне как дома, хотя, скорее всего для них дом был там, где находилась я.

Осень уже полностью вступила в свои права, и все чаще серое, низкое небо проливалось холодными дождями. Приближался Самайн и, хотя этот день церковь не признавала, все же отмечать его собирались все – от деревенских, до лэрдов.

Сила Тристы не давала о себе знать. Она словно притаилась внутри меня, выдавая себя лишь мимолетным красноватым блеском в глазах или странным изломом бровей, которые придавали моему лицу некоторый мефистофельский флер.

Но о Гэлбрейте я тоже не забывала, и замок становился все более ухоженным, уютным для проживания, что не могло не радовать тетушек. Эдана вроде бы успокоилась и совсем не вспоминала о Кевине Друммонде. А вот Маири, наоборот, стала вести себя странно. Она часто отлучалась в деревню под надуманным предлогом, но самым удивительным образом ее там никто не видел.

В день, когда вся моя жизнь разделилась на до и после, я находилась в таверне. Она уже была почти готова, осталось только закончить внутренние работы и заняться интерьером. Строители потрудились на славу, возведя довольно большое здание чуть больше чем за месяц. Но за такие деньги, которые я платила им за работу, это было и не удивительно.

Больше всего в таверне мне нравилась кухня. Две печи, длинные столы, начищенные кастрюли, сковороды, все это радовало мою душу даже намного больше, чем драгоценности, подаренные мужем.

Я сидела возле горящего очага, попивая чай из большой глиняной кружки, которую мне подарил Бронкс. За окнами бушевала непогода, а в таверне было тепло и уютно. Пахло сосной, легким печным духом и мятой. Я расслабленно откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза, но спокойно посидеть в тишине у меня не получилось. Внутренности скрутил такой резкий приступ тошноты, что я еле успела выскочить в двери, ведущие на задний двор.

Вывернув из себя все, что было в желудке, я прижалась спиной к мокрой стене, стараясь как можно глубже вдохнуть влажный воздух. Что же я могла съесть, что вызвало такую реакцию организма?

Мысленно перебрав все, что ела с утра, я вдруг замерла, пронзенная такой сладкой, такой волнующей мыслью… А что если я беременна?

Лихорадочно посчитав дни, я закусила губу. Задержка. О Боже… Боже…

Дождевые капли стекали по моим волосам, лицу, но я не замечала этого, находясь в невероятном возбуждении. У меня будет ребенок! Ребенок… Однако быстро граф одарил меня наследником… Как и обещал…

- Вы, почему под дождем стоите?! – дверь открылась, и я увидела Джинни. – Заболеть хотите? Смотрю, кружка с недопитым чаем стоит, а вас нет!

- Захотелось воздухом подышать, - я засмеялась и обняла изумленную женщину. – Просто подышать!

- Подышать… подышать… Заходите обратно, иначе если вы заболеете, милорд всем райскую жизнь устроит! – Джинни схватила меня за руку и затащила в кухню. – Знаете, что я вам скажу, леди? Уж слишком вы на матрасы потратились! Можно было и соломенных купить!

- Джинни! – засмеялась я. – У нас ведь приличное заведение!

- А что неприличного поспать одну ночь на соломенном тюфяке? – фыркнула она. – Такие траты! Такие траты! Уму непостижимо!

Я краем уха слушала ее возмущения, находясь в эйфории. Сейчас мне было хорошо как никогда. Жизнь казалась прекрасной…

Возвратившись в Мак-Колкахун, я сначала хотела бежать к графу, чтобы поделиться радостной новостью, но потом решила не спешить. Мало ли что… Лучше не обнадеживать его зря. Пусть пройдет еще пару недель, чтобы уже быть уверенной наверняка.

Стук в двери вырвал меня из размышлений.

- Леди Арабелла, вас ожидает леди Гвен Огилви, - дворецкий многозначительно приподнял брови и тихим голосом добавил: - Она крайне возбуждена. Похоже, у нее есть для вас новости.

- Я сейчас спущусь! – спрыгнув с кровати, я засунула ноги в туфли и помчалась вниз. Что могло случиться?

Гвен ходила вокруг столика с чайными принадлежностями, заложив руки за спину. Она даже внимания не обратила на лимонный пирог, испускающий соблазнительный аромат.

- Что случилось? – я прикрыла двери и подошла ближе. – Гвен!

Девушка остановилась и, расстроенно тряхнув головой, сказала:

- Кайден уезжает после Самайна в Англию. Он попросился на службу к королю.

- А как же Айлин? – эта новость отрезвила меня. – Бедняжка сойдет с ума от одиночества!

- Нужно было думать раньше… - Гвен