Итак, дядя Дэрил поехал в Беверли-Хиллз, чтобы приготовить к нашему приезду дом, купленный давным-давно, но стоявший без дела, а мы с Марти определили маму в «Голден дор» и уже через пять минут занимались любовью в лимузине, который вез нас в Лос-Анджелес.

Следующие три недели мы с Марти все время были вместе: или в моем номере в «Беверли Уилшир», или в его офисе на киностудии, или в его пентхаусе в Беверли-Хиллз. Конечно, ему не верилось, что меня никто не проверяет, а весь «надзор» за мной, как он это называл, заключался в том, что дядя Дэрил каждое утро завтракал со мной в «Беверли Уилшир» и говорил: «Вот, купи себе что-нибудь хорошенькое у „Джорджио“». Но именно так все и было. А я, в свою очередь, пускалась на всяческие ухищрения, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, а потому постоянно оставляла дяде Дэрилу сообщения насчет парикмахера, к которому якобы записана, и вообще создавала иллюзию, что я из отеля никуда надолго не отлучаюсь.

И в каком-то смысле для нас с Марти это было самое счастливое время.

Он провел меня по киностудии и показал там каждый уголок. Я любила бывать в его просторном офисе и могла часами наблюдать за тем, как он работает.

В апреле он уже успел отснять двухчасовые серии для начала показа «Полета с шампанским», а теперь резал отснятый материал, чтобы переделать его под маму, и сейчас собирался задействовать все каналы телевидения, чтобы двигаться дальше. У него, как у режиссера и продюсера шоу, была масса дел, но, сам понимаешь, в том был смысл его жизни, и я наблюдала за тем, как он одновременно писал сценарий для первого шоу, говорил по телефону и орал на секретаршу.

И буквально в любую минуту Марти был готов все бросить и заняться любовью.

Если мы не занимались любовью на кожаном диване в его офисе, то делали это в лимузине или в моем номере.

Потом приехала Триш, но и тогда абсолютно ничего не изменилось. Хотя я, естественно, старалась лишний раз не привлекать к себе внимания. Если у меня в комнате был Марти, то, когда ко мне входила Триш, он прятался в ванной.

Но моя свобода как-то странно действовала на Марти. Поначалу мне казалось, будто он боится, что его застукают со мной. Но через некоторое время я поняла, что ему это не нравится. Он явно не одобрял подобные вещи. Он считал, что Триш и дядя Дэрил пренебрегают своими обязанностями. И мне было приятно, что он так за меня переживает.

— Я сама разберусь. Идет? — сказала я.

И клянусь, мы действительно любили друг друга. Сам понимаешь, я ведь не сидела и не думала: «Ну, этот парень действительно меня любит, а я люблю его». Просто события развивались весьма бурно. Мы много говорили о моей жизни в Европе. Марти был действительно одержим миром искусства. Он мог без конца слушать мои рассказы о том, как в возрасте четырех лет я познакомилась с Дирком Богартом или Шарлоттой Рэмплинг. Он просил объяснить ему, каково это — кататься на лыжах. Его волновало, что он не умеет правильно вести себя за столом. Он просил меня поправлять его, если он что-то делает не так.

Он много рассказывал мне о своих итальянских родственниках, о том, как ненавидел школу, как в детстве хотел стать священником, как ненавидел возвращаться и Нью-Йорк. «Здесь все ненастоящее, — говорил он о Калифорнии. — Но видит бог, в Нью-Йорке все слишком уж настоящее».

Я поняла, что Марти действительно нравилось все анализировать, но он не знал основ анализа. Он не обучался в колледже, не ходил к психиатрам, но жаждал постичь суть вещей.

Рассказывать женщине, возможно впервые в жизни, о своих внутренних переживаниях было для Марти странным и непривычным. И вот сейчас плотина прорвалась. Впервые в жизни разговоры по душам приобрели для него особое значение. И я поняла, что при всей своей необразованности он обладает на редкость острым умом.

Сьюзен окончила Техасский университет, а потом кинематографические курсы в Лос-Анджелесе. Ты тоже высокообразованный человек. Мама окончила колледж. Триш и Джилл четыре года обучались в Южном методистском университете. Но Марти не закончил даже средней школы. Марти каждый день слышал реплики, комментарии, шутки, которые абсолютно не понимал.

Я хочу сказать, что смотрим мы, например, по телевизору повторный показ старой программы «Субботняя ночная жизнь», а он хватает меня за руку и спрашивает, над чем это я смеюсь и что все это значит. «Летающий цирк Монти Пайтона» был для него как темный лес. Однако Марти был вполне способен пойти посмотреть «Прошлым летом в Мариенбаде» и очень внимательно следить за происходившим на экране, а потом пересказать мне сюжет.

Сейчас это уже не имеет значения. За исключением одного. Я понимала и любила Марти, что бы там ни говорили другие. Между нами происходило то, что другим было не дано понять.

Но как только мама покинула «Голден дор» и мы вылетели из Сан-Диего в Лос-Анджелес, Марти тут же окружил маму заботой и вниманием. Мама же принимала его внимание как должное. Словом, все было точь-в-точь как в Каннах.

И чем сильнее мама хотела, чтобы Триш и Джилл переехали в ее дом в Беверли-Хиллз, тем активнее пытался убрать их с дороги Марти. Причем делал он это не специально. Просто он имел больше влияния на маму. Она действительно к нему прислушивалась. Джилл и Триш были для нее как сестры. Я тоже была для нее как сестра. А Марти был ее боссом.

Марти с самого начала взял все под жесткий контроль. И уже через пять дней после маминого возвращения он переехал в отведенные ему комнаты в нашем доме в Беверли-Хиллз.

А теперь позволь мне описать тот дом. Дом расположен в равнинном районе Беверли-Хиллз, и он очень старый и действительно огромный: с кинозалом в подвальном помещении, бильярдной, сорокафутовым бассейном и апельсиновыми деревьями вокруг. Дядя Дэрил купил его для мамы еще в шестидесятых. Но мама не захотела там жить. И поэтому дядя Дэрил все эти годы его сдавал. Он так хитроумно составил договор аренды, что арендаторам пришлось купить ковры, обстановку и перестроить бассейн. В результате мама получила калифорнийскую недвижимость стоимостью три миллиона долларов, с полностью оборудованной кухней, коврами от стены до стены, гардеробными в зеркалах, автоматической системой полива сада и включения освещения.

Но дом ни в коем случае нельзя назвать красивым. Он далеко не так красив, как наша римская квартира или вилла на Сент-Эспри. В нем нет очарования твоего захламленного викторианского особняка в Сан-Франциско. На самом деле дом в Беверли-Хиллз представляет собой ряд отсеков, выкрашенных в дизайнерские цвета, со специальным краном на кухне, из которого круглые сутки идет кипяток для кофе.

И все же мы были в полном восторге. Мы упивались бьющей через край роскошью. Мы лежали в патио под грязно-синим небом в укутанном смогом Лос-Анджелесе и говорили себе, что все хорошо.

И те первые несколько недель мы действительно чертовски хорошо проводили время.

Марти каждое утро отвозил маму на работу и во время съемок ни на минуту ее не оставлял, иногда прямо на месте переписывая для нее слова роли. А потом сидел возле нее во время обеда, заставляя съесть все, что на тарелке. И только около восьми на вахту заступали Джилл и Триш, которые тут же укладывали ее в постель и разговаривали с ней или вместе смотрели телевизор до девяти часов, пока она не засыпала.