— Слушай, мама, я не желаю идти в Пеннвуд. У меня здесь много дел. Я скоро уезжаю, просто сразу, как смогу.

— Ну конечно, конечно…

Последовала пауза, во время которой Генри обозленно постукивал туфлей по ножке шератоновского комода.

— Люций уже решил, что он хочет взять с собой из того, что тут собрано?

— Да, — ответила Герда, — Вот у меня его список.

— Что он собирается делать?

— Какое-то время поживет у Одри.

— Вот как?

— Кстати, что со всеми теми деньгами?

— Какими? А, с выкупом. Они в Лондоне, в квартире.

— Не лучше ли положить их в банк?

— Да-да-да, я не могу думать обо всем сразу.

Генри вернулся к окну. Увидел неожиданно близко большую, с цветами шляпу Стефани, поднимавшейся на террасу. Преодолев крутые ступеньки, сопящая, с раскрасневшимся лицом, она, не подозревая, что за ней наблюдают, поправила шляпу, повела пухлыми плечами и упругой, несколько развязной походкой направилась к окнам гостиной. Наблюдая за ней, Генри знал, что Герда наблюдает за ним, воображая, что он чувствует к своей fiancée[69]что-то вроде презрения.

— Вот и Стефани, хочу пойти оказать ей внимание.

— Уговорил бы ее поменьше курить. И одеваться попроще.

Дверь за ним закрылась.

Оставшаяся сидеть за столом розового дерева, Герда разгладила ладонью бумаги, лежащие перед ней. Потом положила руки на них, одну на другую. Она хотела подарить Роде кое-что из своих украшений, но не сделала этого. Хотела расцеловать ее на прощание — и этого не сделала. Они с Родой прожили вместе столько лет. А теперь она никогда не увидит ее, потому что Рода была ее служанкой, а не подругой.

— Привет, Стефи, мне нравится твоя шляпка.

— Рада слышать…

— Новая, да?

— Да, купила вчера в Лэкслиндене.

Стефани что ни день покупала что-нибудь из одежды.

— Чертовски милая шляпка, но не уверен, что она подходит к этому платью.

Стефани сняла шляпку. На ней было переливчато-синее вязаное платье, подчеркивавшее грудь и перекликавшееся с лиловыми черточками в радужке круглых глаз. В Лэкслиндене вчера она явно подкрасила и подвила волосы.

— Хорошо погуляли с Люцием?

— Да. Он такой приятный.

Они сели на скамью у желтой, из ракушечника стены дома, нагретой солнцем и источавшей тепло. Генри завел руку за спину и дотронулся до стены. Тимьян на террасе уже покрылся крохотными, с булавочную головку, розовыми бутонами. Из щелей между камнями тянулась молодая крапива. Он искоса посмотрел на Стефани, на ее удивительно выразительный retroussé[70]нос и выпяченные губы маленького рта. Она безмятежно щурилась на солнце, как кошка. «Узнаю ли я ее по-настоящему когда-нибудь?» — подумалось ему. Или кого-нибудь другого? И способен ли человек по-настоящему узнать других? Знает ли он Расса и Беллу? Конечно, они американцы, иноземцы, загадка, нет, это невозможно. Он прекрасно уживался с ними, но они сами не знают друг друга так, чтобы посмотреть друг другу в глаза и увидеть. А Катона? Нет.

— Ты вздыхаешь?

— Я думаю, узнаю ли когда-нибудь тебя по-настоящему.

— Дорогой, зачем…

— Не будь нудной, Стефи.

— Как считаешь, мы будем счастливы?

— Счастье не цель для меня.

— Это действительно произойдет?

— Ты о том, поженимся ли мы? Да, я уже начал приготовления.

— Не представляю себе будущее, сплошная пустота. Это как если глядеть в хрустальный шар и ничего там не видеть, как будто впереди смерть.

— В хрустальном шаре ничего и не увидишь, кроме своего отражения. Я тоже не представляю себе будущее, но это не имеет значения. Супружество такая вещь, Стефи, никогда не предугадаешь. Ни малейшей уверенности. Думаю, каждый, кто женится, чувствует, что это что-то нереальное и невозможное по сути.

— Я так боюсь Расселла и Беллы.

— Не стоит. Они полюбят тебя. Белла станет командовать тобой. Тебе понравится наш маленький домик. Будем жить просто. Увидишь, поймешь. Все это будет, Стефи. У меня не хватит силы воли, чтобы жить как святой, да вопрос так и не стоит, но самых непотребных соблазнов избежать смогу, слава богу. Будем жить как небогатые и обыкновенные люди.

— Ты не такой, не обыкновенный. Ты пикси, эльф. Это я обыкновенная. Не пойму, почему я нравлюсь тебе.

— Ты мне не просто нравишься, я люблю тебя. Ты для меня предзнаменование, добрый знак. Я всегда жил, следуя знакам. Мне никогда не везло с девушками, за которыми я бегал. Ты просто случилась, упала мне с неба.

— Я бы не хотела быть обыкновенной, не хочу, я хотела бы…

— Что ж, выйдешь замуж за меня, такого исключительного, разве этого не достаточно? Многим женщинам довольно успехов мужа.

— Ты считаешь меня глупой.

— Сама сказала, что ты обыкновенная женщина. Я просто продолжаю твою мысль. Не понимаешь иронии? Ты когда-нибудь бываешь веселой, когда-нибудь смеешься, шутишь? Мы с тобой как два мертвеца.

— Ты считаешь, что у меня нет чувства юмора, что я глупая, и я потому только нравлюсь тебе, что я такая простодушная. Ничего со мной не обсуждаешь, как обсуждал бы с…

— Все обсуждаю, дуреха!

— Нет, ты просто отмахиваешься от меня, будто… будто я… насекомое какое.

— Не говори ерунды. Хочешь еще посмотреть на них, показать тебе?

— Да, да, пожалуйста…

Генри достал из кармана конверт и вынул из него два длинных красных авиабилета.

— Видишь? До Сент-Луиса с пересадкой в Нью-Йорке, на мистера и миссис Генри Маршалсон. Это доказательство, не так ли? Там наше будущее, своей помолвкой мы определили его. К тому времени как самолет взлетит, мы уже будем женаты. Тебе понравится Нью-Йорк, Стефи. Понравится Сент-Луис, это удивительный город и такой красивый. Разве не хочешь увидеть Миссисипи?

— Нет. О, дорогой, я хочу…

— Ну хватит, Стефани, я слишком устал, я провел такую ужасную ночь, ожидая в темноте тех проходимцев, и еще не отошел от всего. Я не рассказывал, как это было, полиция велела…

— Генри, пожалуйста, ты никому не скажешь, что я не была девушкой Сэнди, ни Люцию, ни своей матери?

— Нет…

— Ни Расселлу с Беллой?

— Им до этого дела нет. Когда мы приедем в Америку, мы станем другими людьми, это все уйдет в прошлое.

— Тебя точно не расстроило то, что я не была девушкой Сэнди?