Сенгор собирался закрыть дверь, когда она к нему обратилась:

— А вот не скажешь ли ты мне…

— Что — скажешь?

— Знаешь что-нибудь о моем брате?

— Твой брат? Почему я знать?

— Я очень о нем беспокоюсь. Если ты о нем что-то слышал…

— Я слышать мама Далида. Она сказать, я ничего не говорить, что там. — Сенгор махнул рукой в неопределенном направлении, давая понять, что ему запрещено распространяться о событиях, происходящих вне дома. Однако она заметила, что под влиянием любопытства лицо его несколько смягчилось.

— Странный штука, брат проигрывает сестра в кости, а сестра не сердится, — прогудел Сенгор очень тихо, наклонившись к Мааре, но избегая встречаться с ней взглядом.

— С чего ты взял, что я не сержусь? Но он брат мне. Если ты что-нибудь знаешь…

Теперь хараб взглянул на нее.

— Я двадцать лет в доме мама Далида. Она хорошая. Что велит, я то и делать.

— Тогда скажи, есть здесь еще такие же, как я, которых в кости проиграли?

— Есть, есть.

— И каждый раз их Бергос приводит?

Этот вопрос Сенгор оставил без ответа. Поцокал языком и вышел.

Оставшись одна, Маара подошла к окну, выглянула в сад. Костер, охрана, тени людей и растений, языки пламени, треск горящего хвороста… Поднимавшийся от костра запах еды напомнил ей об ужине. Подсев к очередному подносу, Маара подивилась, как быстро привыкла к изобилию. Она вовсе не воспринимала эту еду как чудо, как подарок судьбы. Как будто и не было долгих лет, когда в течение каждого бесконечного дня приходилось переживать из-за засохшей лепешки, увядшего корня и глотка воды. Скоро она вообще забудет о той Мааре, перестанет мучить себя мыслями о тяжком труде, о рабочих навыках людей, добывавших и готовивших эту пищу.

Где Данн? Что с ним?

Маара вернулась к окну, застыла, вспоминая планировку дома. Большой дом, в плане квадратный, сложен из крупных кирпичей-блоков. Такие не пробьешь и не проковыряешь. Дом как бы двухслойный: внизу слой комнат, над ними — еще один. Выходит на улицу, где всегда дежурит сторож. Сад, в который устремлен ее невидящий взгляд, тоже охраняется. На окнах нижних комнат толстые деревянные решетки. На всех, кроме личных покоев Далиды. Ее окно без решеток, но, если отсюда спрыгнуть, ногу сломаешь. Да и заметят. Слуги — по Сенгору видно — хозяйке преданы, значит, не предадут ее, не продадутся. Да и обнаруживать золото не стоит, Далида отнимет. Значит, единственная возможная связь с внешним миром — через клиентов заведения.

Ближе к вечеру Маара услышала, что кто-то за дверью спорит с Сенгором, рвется к ней, желает глянуть на новый товар. Девицы внизу уже насплетничали о пополнении. На следующий день, не слишком рано, Маара спустилась в большой зал. Женщины не так давно проснулись, зевали и потягивались. Малышка толстушка уже пристроилась к бледноволосой зеленоглазой, но, увидев Маару, протянула к ней руки, радостно засмеялась, позвала к себе. Маара села рядом, опасливо косясь на чужеродное белое создание.

— Расскажи что-нибудь, Маара, — попросила толстушка, и Маара принялась пересказывать собственную историю. О чем еще ей рассказывать?

Женщины слушали, как слушают сказку, да и как иначе они могли воспринять слова о нехватке воды? Несмотря на то что некоторых продали сюда родители, стесненные «тяжкими временами», ни одна из них не знала, что такое голод, и уж совершенно не могли они представить себе, что такое жажда. Маара и сама начала удивляться своей истории, особенно из-за того, что приходилось выпустить все, связанное с золотом. Поэтому ее история и вправду напоминала чудесную сказку о приключениях братика и сестрички, порхавших по свету под покровительством каких-то неведомых высших сил, а не рассказ о злоключениях двух бедолаг, спасаемых собственной настырностью да золотом, припрятанным в толстой напольной свече предусмотрительной старухой Дэймой.

Маара закончила рассказ под аккомпанемент шагов и голосов ежевечерних посетителей. Девицы благодарили за интересную историю и просили рассказать еще одну на следующий день. Жавшаяся к ней толстушка Кретис вернулась в равнодушные объятия своей белой подруги, Леты, которую все называли Белянкой. Но не успела она устроиться поуютнее, как ее затребовал посетитель, господин серьезного вида и приятной наружности, похожий на махонди… Да он и вправду оказался махонди. Господин пригляделся к Мааре, улыбнулся, кивнул ей, но ничего не сказал. Кретис утащила его в одну из боковых комнат, а Маара поднялась к себе.

Там она обнаружила, что платья ее, унесенные Сенгором, вернулись в комнату, выстиранные и разглаженные. Мешок с монетами стоял на столе.

Она примерила два платья из Хелопса. Что ж, неплохо смотрятся… отделка, цвет… Натянула вечную скальную тунику, уставилась в зеркало. Вытянулась она, сейчас неразрушимая ткань едва прикрывает ей колени. В зеркале появилось отражение Сенгора, принесшего ужин. Он сразу же проявил живейший интерес к коричневой одежке.

— Что такое? — Она представила себе удивление тех, кто пытался стирать эту вещь.

— Жили когда-то люди, которые умели делать вечные вещи, — начала Маара.

Сенгор очумело помотал головой. Этого он не понял.

— Давным-давно, сотни лет назад… — Маара увидела, что сотни он усваивает. — Даже тысячи лет назад, они узнали, как делать вещи, которые никогда не рвутся, не ломаются. Дома, одежду, посуду, ведра всякие, горшки…

Кто такие? Где?

— Давно. Никто не знает, Жили — и пропали. И никто не знает почему.

Сенгор отчаянно пытался понять, морщил лоб, аж запыхтел от усердия. Почтение, робость, потом злость поочередно отразились на его лице. Наконец он рассмеялся:

— Ты это там, внизу, девицам рассказать, им интересно. — И он энергично тряхнул головой, отгоняя праздные мысли.

На следующий день после дневной трапезы, когда все и вся в доме спали, дремали, зевали и потягивались, Маара сошла вниз и нашла Кретис на обычном ее месте в обнимку с Летой. На этот раз Маара села вплотную, так что Кретис достаточно было поднять руку, чтобы, не покидая своей госпожи, погладить новенькую, потрогать ее волосы.

Маара рассказала о руинах городов, о городе, который никто никогда не сможет разрушить, о прошлом их собственной местности. Слушали ее внимательно, позабыв про сласти, мак и ленивые зевки.

— Отсюда и до самого Срединного моря когда-то простирались пески. Срединное море так называют, потому что когда-то оно и вправду было морем, но потом туда ударила луна и разверзла землю. Представьте себе, что песчаная колея на дороге вдруг стала расширяться, расширяться, расти во все стороны, и везде, везде вокруг песок… — Друг Кретис незаметно подошел и остановился, не прерывая Маару, прислушиваясь. Он сделал Кретис знак сидеть смирно, не ерзать, не перебивать. — Пески похоронили под собой поля, кормившие людей, занесли леса. А через много-много лет, — Маара не хотела смущать неподготовленную публику страшными сотнями и тысячами, — песок покрылся почвой и снова выросли леса и травы. Люди пришли в леса, принялись строить дома, и вот все мы живем в городе, выстроенном в этом лесу. Так все меняется, переходит одно в другое.