К утру у Даниила Романовича были синяки под глазами, страшно болела голова, точно пил неделю, и вызрела твердая уверенность, что Невский – предатель. А если уж Невский, то и все остальные! Никому доверять нельзя, все предают! Фон Стирланда перекупили, Невский брата татарам продал, Кирилл бросил…

С утра пораньше, не отстояв службы, не завтракая, князь, к огромному изумлению дворского, потребовал себе вина! Пил Даниил Романович в одиночестве, никого в ложницу не пуская. Первый раз в жизни он пытался забыться вином, это далось трудно, голова трещала, словно деревья на морозе, но пьянеть не желала, мысли были тяжелыми, но совершенно трезвыми, а оттого еще более злыми.

Единственный человек, на которого он мог положиться, – брат Василько, он не то что Невский, он не предаст! Еще вон Андрей, тоже душу готов отдать за князя. И все! Нахлынула обида на дочь, стало казаться, что и Устинья предала, поехала не к отцу, а к какому-то Биргеру! К чему ей Биргер, если есть отец в Холме? Неужели испугалась, что он не сможет защитить перед татарами? Все обидели, все… Отец рано умер, осиротив… мать в обитель ушла… жена померла… Злата тоже… дочь другому больше верит, чем ему… Кирилл бросил… Стирланд, собака, и тот ради денег предал… и Лев который день из своего города глаз не кажет…

Даниилу казалось, что несчастней человека на свете не сыщешь.

Он не помнил, сколько времени пил, что пил, что говорил тому же Андрею, пытавшемуся возражать. Кажется, пообещал повесить на березе. Кажется, дворский ответил только «Э-э-эх!..». Князь возмутился:

– Что «э-эх»?! Что значит вот это твое «э-эх»?! Нет, ты мне по-русски объясни!

– Зря ты пьешь, Данила Романович.

Даниил укоризненно посмотрел на дворского долгим взглядом, вздохнул и довольно четко возразил:

– Я не пью!

Андрей удивился:

– А кто же столько выпил, я, что ли?

– Ты не пил! И я не пью. Я напиваюсь! Налей еще!

– Не буду. Хватит с тебя, Данила Романович. Княгиня уже приходила ругалась…

– Княгиня? Гони в шею! Пусть едет к своему Мин… Мидно… Мигно… тьфу ты! Миндовгу!

– Пойдем спать, а?

– Выпей со мной, пойду.

Выпили, потом еще, и еще, и еще…

На следующий день срочно приехавший в Холм Василько застал Данилу и Андрея, выпивающих в обнимку. Они пытались доказать друг дружке, что в мире все предатели!

– И я?

Вопрос Василька застал пьяных князя и дворского врасплох. Даниил посоображал и помотал головой:

– Ты нет! Остальные предатели! Предатели!

Его поддержал Андрей:

– Предатели!

Поняв, что разговаривать с братом бесполезно, Василько распорядился, чтобы слуги, во-первых, утащили бочонок с вином, там еще оставалось что-то. Во-вторых, уволокли отоспаться дворского, а уж за Даниила он взялся сам.

Даниил очнулся и не сразу сообразил, где он и что происходит. Невыносимо болела голова, и страшно мутило. Он попытался хоть что-то вспомнить. Получилось плохо. Слуги приволокли бочонок вина, он начал пить… кажется, пил долго и в одиночестве…

Стало не по себе, ни разу в жизни Даниил не позволял себе напиваться, помнил, как противно выглядят пьяные, и терпеть не мог утреннего похмелья. А вот теперь оно было сполна… Застонав, князь попробовал повернуться на бок, чтобы встать и хоть напиться водички, если уж кисленького кваску не найдется. Болело все…

Но еще тяжелее было увидеть над собой Василька. Брат протягивал ему ковшик с тем самым квасом, по которому так тосковало нутро Даниила. Тот с трудом приподнялся на локте, жадно выпил квас, не замечая, как капает с бороды на постель, снова откинулся:

– О-ой…

– С чего ты напился-то?

– Вести принесли такие, что хоть вой.

– Это ты про Неврюя? А чего вы ждали, что Батый станет терпеть непослушание? Прав Невский, хана дразнить – что против медведя с голыми руками ходить. А Андрей твой дурак, хорошо хоть бежать удалось.

У Даниила так болела голова, что не смог даже вытаращить глаза, только застонал:

– И ты туда же! Спелись с митрополитом?

– Так чего пил-то? Кого жалко? Устинья спаслась, от шведов заберешь, и все.

Даниил вспомнил свои мысли про предательство, теперь они показались попросту глупыми. Но он все же высказал брату. И чем больше говорил, тем больше снова уверовал, что так и есть. Василько не согласился:

– Нет, не думаю, чтоб Невский навел на брата татар, чтобы самому на великокняжеский стол сесть. Ему проще можно было, попросил бы у Батыя ярлык, тот не отказал бы. А Андрей и впрямь дурень, куда ему теперь? Неужели думает, что Биргер станет ради него с татарами воевать?

– Василько, с кем союз держать, а? С кем договариваться? С одной стороны Батый, с другой Миндовг, с третьей Бела, хорошо хоть свои галицкие успокоились.

– А вот есть ты и есть я, еще Лев в своем городе сидит, твои сыновья подрастут, мои тоже…

– Это не скоро, сейчас с кем? Скоро ли татарская сила ослабнет, чтобы можно было без оглядки на нее жить?

Брат тяжело вздохнул и покачал головой:

– Нет, Данила, не скоро.

– Папа все к себе в союзники зовет.

– Миндовг решил корону принять.

– Что?! – Князь от неожиданности вскрикнул и снова застонал, схватившись за голову. – Дай еще кваску.

– Держи, пьяница!

Миндовг будет королем?! Совсем немыслимо.

– Зачем это?

– А чтоб Стирланд себе его земли не захватил! У Миндовга какое было правило? Кто что завоевал, тот тем и владеет. А если с его собственными землями так же? Стирланд может. Миндовг теперь свое Великое княжество Литовское Великим королевством звать станет.

Немного поговорили о Миндовге, потом Василько вздохнул:

– Слушай, Данила, может, принять эту корону, а? Хотя бы рыцарей можно будет не бояться, и Миндовга тоже, если он будет король.

Даниил болезненно поморщился:

– На что мне она?

Устинье помогать не пришлось, из Ревеля пришел ответ, заставивший Даниила, с одной стороны, порадоваться за Устинью, с другой – чуть обидеться на нее. Княгиня написала, что она мужнина жена и к отцу возвращаться не будет. Перед Богом клялась у алтаря, что будет с мужем до конца дней в радости и в горе, как же такую клятву предавать? Князь Андрей и впрямь отправился к Биргеру договариваться, но не о походе, такое быстро не решается, а о том, где им пожить.

У Даниила сразу мелькнула мысль предложить пожить у него, но он эту мысль отбросил, Устинья оказалась умней его самого, жить в Холме или даже у угров опасно, давно ли Батый пол-Европы из-за Котяна прошел? Конечно, князь Андрей не Котян, но он прав, что за море бежал, там надежней. Только что там делать будет? Даниил хорошо помнил, каково это, быть обузой на чужбине. Оставалось только молиться, чтобы как-то удалось безопасно вернуться.