Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем Перро говорит так: вы спрашиваете, кому по душе это дело? Здесь он называет фамилии крупнейших адвокатов, деятелей, которые писали в отношении Роше. Вы по-жульнически поступаете, продолжал Перро, выхватываете несколько слов, которые я сказал, и передергиваете, утверждая совершенно обратное тому, что я говорил.
Жалко, что человек, как вы, руководящий таким учреждением, не знает, что во время войны с нацизмом шла большая игра. Одной из них руководил Треппер. Если бы вы знали суть этой игры, чего он со своими друзьями добился, вы говорили бы иными словами. Вы не удивились бы, почему он был так свободен, имел такие права после своего ареста гестапо. Дело было совершенно иное, каждый день, каждая минута борьбы, независимо от того, как это выглядело, фактически каждая минута таила в себе опасность смерти.
В конце Перро говорит: вы приводите источники, но это давно известно, все это утверждает гестаповская банда. Это все разоблачено уже. Вы называете книгу Хёне, и там вы нашли какие-то доказательства! Весь мир из-за этого над вами смеется!
Что собой представлял Красный оркестр, давно известно и доказано. Скажите лучше, какие антисоветские цели вы преследуете, начиная эту кампанию. Уверяю вас, в этом вам не повезет.
Все это было сказано в статье Перро в той же газете 19 апреля 72-го г.
Могу вас известить с большим удовольствием, что вчера звонил мне из Варшавы Леопольд Треппер, который прочитал ваши обвинения и известил меня о том, что дело по поводу попытки обесчестить его он передает в руки французских адвокатов для предъявления французскому трибуналу.
После этого появился еще один ответ Роше. Напечатан в «Монде» 27 апреля. Здесь начинается шантаж. В предисловии редакция указывает, что она уже напечатала 12, 14 и 19 апреля материалы о «Деле Треппера» и сегодня печатают еще одно короткое письмо Роше. На этом заканчивается начавшийся диалог, хотя в дальнейшем он продлится в иной форме.
Роше пишет: что касается Треппера, мы имеем документы, о которых мы говорили, в которые мы верим. — Дальше идет угроза. — Но скажу одно, если Треппер поставит меня перед французским трибуналом, пусть это делает. Я воспользуюсь. Не будем говорить только о Треппере. Но тогда перед всей общественностью заговорим полностью о всем том, что делала советская разведка во Франции, какую работу она проводила до войны, во время войны и после войны.
Что произошло дальше. Я, со своей стороны, обо всем этом сообщил товарищам в ЦК ПОРП и получил, понятно, разрешение выступить перед французским трибуналом по делу о киевете и попытке обесчестить мое имя со стороны директора французской контрразведки Роше. Теперь уже могу сказать, что дело продвинулось так далеко, что 10 июня 72-го г. в «Ле Монде» появились сообщение, что господин Домб Леопольд обратился к французскому трибуналу с обвинением Роше, директора ДСТ, в клевете. От его имени выступают адвокаты (фамилии дополнительно), и трибунал уже назначил первый день рассмотрения дела на 11 октября этого года.
Называется, в каком трибунале будет рассматриваться дело, кто судьи и т. д.
Самому мне не понадобилось писать в трибунал. Во Франции дело обстоит так: я по телефону передал доверенность, и там у телефона были трое — Жиль Перро и еще два адвоката, которые приняли от меня эту доверенность, чтобы они могли от моего имени выступать. В «Ле Монде» указывается: «По сообщению, которое имеется, господин Леопольд Треппер сделает все, чтобы лично предстать перед французским трибуналом и опровергнуть измышления директора ДСТ».
Так обстоит дело на сей день. Дело это начинает приобретать большое значение, привлекает широкое внимание в ряде стран. Во-первых, потому, что дело касается Красного оркестра, советской разведки, имеет такие глубокие корни давних симпатий в Бельгии, Франции, Голландии, Скандинавии, во всех странах. После появления материалов Роше в разных формах началось движение против Роше. Руководители Сопротивления, еще оставшиеся в живых, разных убеждений, начиная от полковника Реми во Франции (Реми — доверенное лицо де Голля, который руководил военной разведкой французского Сопротивления), все участники Красного оркестра, историки и т. д. Уже предлагают адвокатам свои услуги, заявляют о своем согласии выступить в качестве свидетелей по этому делу. Предвидится, что это будет крупнейшее дело, в котором примут участие свидетели из многих стран. В прессе все это уже находит свое отражение.
Понятно, что у нас, я говорю о соцстранах, об этом пока еще ничего не известно. Знают лишь в редакциях, где читают зарубежную прессу. Но есть реагирование со стороны польской прессы. К примеру, Интерпресс, направляющий материалы за границу, два дня назад опубликовал в датском «Социал-демократе» хорошую, большую статью, сатиричную, в которой говорится о провокации Роше, называя это попыткой возобновления дела Дрейфуса. Указывается, в интересах кого, каких кругов затеяна такая провокация.
Каково мое мнение по поводу того, чья это затея. Дело это затеяли в то время, когда в ФРГ начали демонстрировать большой телефильм о Красном оркестре. Фильм полон клеветы на Советский Союз, на коммунизм, ГДР, на меня. Доказывается, что делала все кучка шпионов советских. А самое главное, утверждается, что руководители, которых считают героями, фактически доносчики, которые выдали, продали своих единомышленников. Заявление Роше было приурочено к тому моменту, когда в Германии шла борьба за ратификацию договоров с Советским Союзом и Польшей. Разными путями реакционеры в разных странах попытались запугать общественное мнение. Указывалось, какая это, мол, была страшная опасность, Красный оркестр продолжает существовать. Уверен, что Роше делал заявление по абсолютному согласию с самыми реакционными кругами ФРГ — Штраусом, группой Гелена. Не исключаю, что также при одобрении кругов Си-Ай-Эй — американской разведки. Роше представляет реакционные французские круги, не заинтересованные в том, чтобы укреплялись и развивались добрососедские отношения Франции и соцстран. Все это напоминает те провокации, которые год назад проводились в Англии против работников совпосольства. Там тоже говорили — совшпионаж повсюду угрожает миру.
Есть и другая сторона дела. У Роше так построено — против Польши у него нет ни слова. Идет игра на инстинктах части французов. Не секрет, что во Франции имеются элементы, которые заинтересованы в укреплении содружества с Польшей, но настроенные против укрепления связей с Советским Союзом, предпочитающие сваливать на Советы все ошибки. Если бы Роше выступил только с личными нападками на меня, это одно дело. Если бы дело кончилось отказом в визе моей жене и они сказали бы — не хотим, чтобы жена Домба приезжала бы к нам во Францию. Было бы иное дело. Но Роше высасывает из пальца. В первом его заявлении было сказано, что мы знаем, как делается все под разными предлогами добиться того, чтобы бывший Гран шеф вернулся во Францию и продолжал там свою шпионскую работу. Откуда это берется? Никогда я не собирался возвращаться во Францию. Зачем ему понадобилась впутывать сюда невесть что. Ведь все основано на лжи. Роше делает меня не только разведчиком, но и руководителем советской разведки с тридцатого года до конца мировой войны.