«скиснет».

Толь Толич утешает старика и советует затребовать новые аккумуляторы из лаборатории Ярцева. Но дело в том, что они еще не готовы. «Примите срочный заказ». — «Пожалуйста, только сразу его выполнить нельзя — технология сложная». Проходит время, и вот уже высылаются новые аккумуляторы Ярцева и вместе с ними новые иллюминаторы Литовцева.

Вдруг мелькнула блистательная мысль: «Да ведь я должен, должен предупредить насчет аккумуляторов. Кто поручится за девчонку, что она не перепутала все на свете. Тогда может быть авария, гибель «Униона».

Стало удивительно легко на сердце, и Толь Толич почувствовал, как в нем просыпается что-то вроде благородства.

Зная, что даже поздно вечером Дерябин окажется на месте, Толь Толич не торопился с осуществлением задуманного плана. Он прежде всего позвонил Литовцеву домой, успокоил его, что «все будет в ажуре», и лишь тогда пошел к Дерябину.

У Бориса Захаровича никогда не было своего кабинета. Вся жизнь прошла в лаборатории, где нет мягких кожаных кресел, ковров, тихого уюта и длинных заседаний. Поэтому на приглашение Набатникова воспользоваться его кабинетом Дерябин ответил отказом и выбрал себе место в зале центрального пункта телеуправления.

Пустой полутемный зал. На высоком вертящемся кресле возле пульта с кнопками, рычажками, штурвалами сидит Дерябин и, рассматривая схему анализатора Мейсона, почесывает карандашом подбородок.

Маленькая лампочка освещает схему, нижнюю часть лица, остальное все теряется в полумраке.

— Электроэнергию экономите, Борис Захарович, — подшучивает Медоваров, один за одним включая верхние плафоны дневного света. — У них здесь лимита нет.

Он присаживается на другое такое же кресло, морщится, пристраивая аккуратненькие сапожки на нижней перекладине, и сразу же приступает к делу:

— Большие неприятности, Борис Захарович. Я сейчас допрашивал эту дуреху Чупикову. Она призналась, что не всегда отмечала на паспортах аккумуляторов, сколько часов они проработали. Где у вас гарантия, что в самых ответственных испытаниях ярцевские аккумуляторы не откажут? Ведь вот, паспорта нашлись. — Толь Толич вытаскивает их из кармана и протягивает Дерябину. — Здесь число циклов отмечено. А на других? Мингалева тоже хороша. Доверить ученице такое ответственное дело!

Борис Захарович подробно расспрашивает, где и как были найдены паспорта, и, убедившись, что Мингалеву здесь особенно винить не в чем, ведь Толь Толич сам придумал для Риммы должность ученицы лаборантки и покровительствовал ей, пришел к заключению, что во всей этой истории главная вина лежит на самом Медоварове.

— Вот они, ваши кадры! — Дерябин сердито смотрит на него поверх очков. — Я не знал, а то бы запретил этой девчонке даже близко подходить к аккумуляторам.

— Кто из нас не ошибается, Борис Захарович? — елейным голоском поет Медоваров. — Секретаршей Чупикова работала хорошо. Решили перевести на производство. Десятиклассница, из трудовой семьи, анкета чистенькая. И вдруг — преступная халатность. За такое дело и под суд отдать могут.

Дерябин резко поворачивается на вертящемся кресле. В глазах загораются сердитые огоньки.

— Кого под суд? Неужели вы не видели, что это самая обыкновенная пустышка с танцплощадки? Ведь, кроме этого, у нее за душой ничего нет. Она равнодушна ко всему: к труду, к книге, к окружающим. Вот этих окружающих и судить надо. Боюсь только, слишком длинную скамью придется для них делать. В зале суда не уместится.

«Горяч старик, — с ухмылочкой думает Толь Толич. — Готов всех посадить на скамью подсудимых. Да разве в том дело, что девчонку не распознали? Она же видна как на ладони. А люди за нее просят, ходатайствуют. Уважаемые люди, полезные. Ведь не в лесу живем».

— Шут с ней, с девчонкой, — отмахивается Медоваров и переходит к главному. — Я, конечно, здесь человек посторонний, но в моем хозяйстве произошла эта неприятность. Каюсь, Борис Захарович, каюсь. Воспитательная работа у нас не на высоте. Только что же теперь делать? Неужели вы оставите в «Унионе» такие подозрительные аккумуляторы?

— Нельзя. А кроме того, из-за нашей неорганизованности может пострадать изобретатель.

— А что, если срочно заказать ему новую партию?

— Не успеет.

— Да ради такого случая можно подождать недельки две.

— Нецелесообразно. Аккумуляторы заменим другими.

— Что вы говорите? — всплескивает руками Толь Толич. — Нечуткий вы человек. Отнять у изобретателя такую честь? Международную славу?

— Ярцеву реклама не нужна. Он скромен и очень, очень богат.

— Шутите, Борис Захарович, какой у него заработок? Ведь он обыкновенный инженер, а не академик.

— Да я не о том говорю. Ярцев богат, богат идеями, смекалкой. Неудачи словно окрылили его, и он уже давно придумал что-то совершенно потрясающее. Сегодня по телефону клялся-божился, что через три дня высылает новые — АЯС-15.

— Через три дня? — упавшим голосом повторяет Медоваров. — Тогда «Унион» и поднимется?

— Будем надеяться… Вы еще не представляете себе, что такое ярцевские аккумуляторы. Такое вы когда-нибудь видали?

Борис Захарович вынимает из кармана полосатенькую коробочку вроде зажигалки.

— Эта штучка может заменить стартерный аккумулятор любой автомашины. А потом мы позабудем о бензиновом моторе, и на улицах запахнет розами. Вот что могут сделать наши первейшие богачи, вроде Ярцева, Набатникова, Пояркова. Каково, а?

Медоварову не до восторгов. «Богачи», черт бы вас побрал!

Но вот и новая неприятность. С борта самолета получена радиограмма от Набатникова.

— Полет «Униона» назначен на ближайшие дни, — обрадованно говорит Дерябин, потрясая листком. — Сюда летит целая делегация. Будут через час!

Он видит в дверях Багрецова и протягивает ему паспорта аккумуляторов.

— Выясните кое-какие подробности у Анны Васильевны. Да заодно скажите ей, что Анатолию Анатольевичу теперь все ясно. Не надо было доверять ученице. Ну, об этом мы еще поговорим.

Багрецов почему-то вздыхает, берет паспорта, идет к двери, но Дерябин его останавливает:

— Вот схема анализатора. Я кое-что подправил, сделал так, как в ЭВ-2. Прилетает Мейсон. Он настолько нетерпелив, что пожелал сразу же встретиться с вами, в лаборатории.

— Но у меня там орел-разведчик. Может, убрать?

— Зачем?

— Неудобно. Ведь говорят, он честный изобретатель. И вдруг рядом с его аппаратом — такая непристойность.

— Ничего, пусть посмотрит… Полезно.

Глава тридцать первая

В ней рассказывается о подготовке «Униона» к решающим испытаниям, о некоторых эффектных опытах, о разговоре Багрецова с настоящим американским капиталистом и что из этого получилось. А кроме того, Димка опять старается сделать людей счастливыми, для чего бросает камешки в окна.

На ракетодроме Ионосферного института