— Ты что, уже с утра нажрался?

— С вечера, — пьяно замотал он головой.

И подошел к машине, открыл заднюю дверцу. Мужик попытался его остановить. Но куда ему, малохольному?

Гиря уселся на заднее сиденье.

— Поехали! — сказал он.

Мужик сел за руль. И, стараясь казаться крутым, не оборачиваясь к Гире, деловым тоном заявил:

— Никуда я тебя не повезу. Выматывайся из машины!

Бабка молчала. Она была настолько старая, что, наверное, уже и говорить разучилась.

— И не подумаю… — захохотал Гиря.

— Хорошо. В километре менты на посту тебя ждут. Не обессудь…

Он закрыл за собой дверцу. Тронул машину с места и, набирая скорость, помчался по дороге.

Гиря достал нож. Приставил его мужику к горлу.

— Это тебе, урод, за ментов! Только дернись, гад, кровь пущу, — пригрозил он.

Ему показалось, что от ужаса у мужика на голове заискрились волосы.

— Давай вправо…

Мужик покорно свернул на едва заметную дорогу, которая уводила в лесную чащу.

— Останови…

«Шестерка» остановилась. Гиря вытащил мужика из машины. Снова приставил нож к горлу.

— Не люблю ментов, — сказал он. — Так что не обессудь…

И полоснул лезвием по горлу.

Со старушкой Гиря не церемонился. Перед тем как вскрыть ей горло, также вытащил ее из машины. Чтобы салон кровью не запачкать.

Довольный собой, Гиря затащил оба трупа подальше в лес, забросал их ветками, прошлогодней листвой. Пройдет два-три дня, пока их обнаружат. К этому времени Гиря уже будет далеко от этих мест…

Он вернулся к машине. И увидел Рыжика. Вместе с Чифирем, Гренкой и Батоном он тоже подходил к «шестерке», только с другой стороны.

— А где мужик? — спросил Рыжик.

— И старая? — добавил Чифирь.

Вместо ответа Гиря провел пальцем по горлу.

— Уже? — удивился Гренка.

— А чего тут, — осклабился Гиря. — Дело плевое. Раз, два и готово…

— Старуху, значит, тоже замочил? — спросил Батон.

И с еще большим презрением глянул на Гирю.

* * *

Шалмана перевели в другую камеру. Сразу после разговора со Светловым.

Все вроде бы ничего. Шесть шконок, одна свободная — для него. Самая крайняя, ближе всех к параше. Но зато на нее можно лечь и лежать сколько угодно. Не надо ждать очереди, как в переполненных камерах, где одна койка на двоих.

Только постояльцы Шалману не очень понравились.

Едва он присел на свободную койку, к нему тут же подошли двое. Оба крепкие ребята. С голым торсом. Мускулистые тела, бицепсы на руках перекатываются. Только они какие-то не такие. Надувные качки какие-то. Будто мужицкого стержня в них не хватало. А у одного волосы до плеч.

— Эй, красавчик! — тонким голосом просюсюкал один. — Откуда такой хороший?

Одной фразы хватило Шалману, чтобы понять, с кем он имеет дело.

— Я тебе не хороший. Для тебя, пидор, я плохой…

— Ну зачем ты грубишь? — тем же манерным голосом возмутился второй паренек. — Пидорами людей ни за что называешь…

— Да? — усмехнулся Шалман. — А я думал, это для него типа комплимент. Гы-гы-гы!..

— Какой ты сильный! Какой ты мужественный! — пропел первый «голубок». — Можно, я к тебе прикоснусь?

Шалмана аж передернуло. Он резко отодвинулся от парня.

— Эй, только попробуй! — набычился он.

Он с ужасом вспомнил, что может опоганить себя одним пребыванием в камере с петухами. А если до него еще и дотронутся…

Впрочем, он тут же справился со своими страхами. Времена-то меняются. И не так уж сейчас все строго, как раньше. Ведь не по своей воле он в этой «хате» оказался. От ментов пострадал. «Братва» его не осудит. Только посочувствует.

— Ты не дергайся! — усмехнулся второй. — Мы не петухи…

— Да ну… — не поверил ему Шалман.

— Мы не петухи. Мы просто геи…

— Чего?

Как будто гей и гомик — это не одно и то же. А гомик — тот же пидор, значит, и петух.

— У нас нетрадиционная сексуальная ориентация, — сказал один. — Мы гомосексуалисты от природы…

— Сейчас на воле много геев, — подхватил второй. — И сажают их не в общую, а в специальную камеру…

— Короче, — оборвал его Шалман. — Ты пидор, но тебя не петушили… Ну так отпетушат, ты только подожди….

— Зря ты так веселишься! — нахмурился педик. — Мы вот с Сашей не пассивные, мы активные. И сами можем кого угодно отпетушить…

Волосы у этого типчика были длинные. И Шалман запустил в них руку. Он ухватил парня за волосы, выволок на середину камеры. И со всей силы врезал ему кулаком промеж глаз. А удар у него тяжелый…

Гомик только на вид казался крепким. Он не смог выдержать удар. И «поплыл». Не боец, короче…

Второй дернулся было на Шалмана. Но тот врезал ему ногой по яйцам. Этого вполне хватило для того, чтобы вывести и этого из игры.

Парень схватился за разбитые яйца, рухнул на колени, скрючился на полу.

— Козлы дырявые, на кого наезжаете! — заревел Шалман. — Вафлежуи позорные!

Он подошел к педику, который занимал самое престижное место у окна. Гаркнул на него. Тот понимающе кивнул и куда-то испарился. Маленький, щупленький — заморыш, короче. И этому говнюку самое лучшее место. Непорядок. Но ничего, теперь в этой «хате» все будет по понятиям.

Не Шалман среди «дырявых». А «дырявые» под ним. Он пахан, а все остальные педики — так уж вышло. Никто не осудит его…

Он лег на шконку, потянулся. И тут перед ним возник еще один доходяга. Кожа да кости, смотреть тошно.

— Чего тебе, торчок? На клык?.. Вали отсюда, я по пятницам на отсос не даю!..

— Освободите, пожалуйста, это место, — вежливо попросил доходяга.

И даже отвесил ему почтительный полупоклон.

— Чего! — возмущенно протянул Шалман.

— Это не ваше место. Это место Анатоля…

— Какого еще, бля, Анатоля. А ну вали отсюда, недоносок!..

— Это место Анатоля, — продолжал упорствовать доходяга.

Шалман поднялся с места. Но вовсе не для того, чтобы его освободить. Просто недомерок вывел его из терпения. Так что пусть пеняет на себя.

Он резко выбросил вперед тяжелый кулак. Если бы он достал доходягу, тот бы, пожалуй, всю жизнь проклинал собственную наглость. Но в том-то и дело, что кулак не достиг цели.

Недоносок вдруг исчез. И в тот же миг вынырнул из-под руки Шалмана Тот и понять ничего не смог, как недомерок ткнул его пальцем куда-то под ребро.