Но всё равно сделанное впечатляло. Даже если абстрагироваться от собственных заслуг Алекса. В конце концов, он по большей части всего лишь курьер. Взял пакет в одном месте, отдал – в другом… Ну ладно, не совсем так, конечно, ведь он во многом сам лично определял, что именно будет содержаться в том «пакете», а также ставил задачи тем, кто его готовил, да ещё и по большей части платил этим людям из собственного кармана. Но ведь и косячил он тоже знатно! Да если взять содержимое этих пакетов, то уже где-то с третьего такта не менее восьмидесяти процентов их суммарного содержания – не что-то новое, а не что иное, как исправление этих самых косяков. Такой беспрерывный процесс получается – попытка улучшения/исправление косяков/исправление косяков исправления/исправление косяков исправления, и только в лучшем случае на третий-четвёртый раз получается нечто, как-то напоминающее тот результат, который планировалось получить изначально. Алекс теперь с кривой усмешкой вспоминал книги про «попаданцев», в которых эти самые «попаданцы», нарисовав кривенькую схему «автомата Калашникова», которую они, типа, увидели в интернете (да пусть даже в руках держали и неполную разборку освоили), через пару-тройку месяцев (ну ладно – за полгода) уже имели сей девайс в металле. Как?! А материалы? Причём не только металл, но и те же пороха? А форма и линейные размеры гильзы? От этого же зависит и скорость горения порохового заряда, и график нарастания давления в гильзе и стволе, и, соответственно, начальная скорость пули, потребная толщина стенок ствола и уровень деформации той же гильзы. А от формы и степени деформации гильзы зависит надёжность работы автоматики. Итальянцам, вон, из-за недостаточной проработанности этого момента пришлось в конструкцию одного из своих пулемётов вводить встроенную маслёнку, которая смазывала патроны перед подачей в патронник. Ну, чтоб тот работал, а не клинил…[171] Так что при разработке патрона или снаряда нужно провести тысячи расчётов и сотни испытаний, чтобы все эти параметры привести хотя бы к удобоваримому результату. Вследствие чего разработчики с долями граммов навески порохового заряда и миллиметрами линейных размеров гильзы и пули месяцами и годами играются, пытаясь выжать максимум возможного, а тут тяп-ляп – и готово! Почему никто не задумывался, отчего тот же автомат Калашникова под патрон образца сорок третьего года только к сорок седьмому году сделать сумели? И это ещё только патрон. Сама же конструкция – также тот ещё геморрой! Вот, например, в конкурсе на автоматическое оружие для Советской армии, кроме «калашникова», принимали участие ещё несколько образцов – те же автомат Булкина и автомат Дементьева, причём и по принципу работы автоматики – газоотводного типа с расположением узла газоотвода над стволом, и по принципу запирания ствола – поворотом затвора, они с автоматом Калашникова были полностью идентичны. Да и по внешнему виду почти один в один. Особенно если просто быстренько «набросать схему». Причём и Булкин, и Дементьев были к тому моменту вполне себе опытными конструкторами оружия, но… проиграли. А «попаданец», черканув на бумаге, вот так запросто быстренько получает не какой-нибудь автомат Булкина или Дементьева, а непременно «калаш». Ну бред же! Вон, Триандафилов из их путешествия в тридцать пятый год уже готовые снаряды единого калибра 30×165 мм приволок, и что? На следующем такте выяснилось, что снаряд 30×165 в СССР сумели запустить в производство только в тридцать девятом году. А первую автоматическую пушку под него приняли на вооружение только в сорок втором. Как перспективную. То есть для вооружения будущих самолётов и зенитных установок. Хотя Владимир Кириакович точно кроме образцов снаряда ещё и чертежи с собой приволок. Но вот чтоб освоить весь комплекс снаряд/оружие, восемь лет потребовалось. И это при наличии образцов и полного комплекта конструкторской документации. А всё потому, что это были боеприпас и оружие, созданные на технологиях и материалах совершенно другого поколения, нежели те, которые уже освоила советская промышленность. Как, кстати, и автомат Калашникова. И чтобы даже повторить имеющийся образец, потребовалось с ноля налаживать производство новых материалов, компонентов, осваивать новые технологические процессы в области как химии, так и металлообработки, то есть перестраивать всю технологическую цепочку…

Так что в области вооружения и военной техники прогресс был заметно меньше. Здесь некоторый отрыв реально появился только как раз году к тридцать шестому. Когда промышленность смогла освоить производство уже вполне современных образцов, принятых на вооружение РККА, изначальной реальности году в тридцать девятом – сороковом. И составил этот отрыв всего лишь где-то года три-четыре. Ну, если не считать стрелковки, которая всё-таки была куда проще в освоении… С ней, кстати, получился ещё один финт. Вследствие того, что здесь перед войной не стали стараться массово перевооружить РККА на автоматические винтовки типа тех же СВТ, АВТ и СВС, которые стоили дороже ручного пулемёта ДП-27, как это было в той реальности, в которой Алекс родился и вырос, а ограничились вариантом карабина Мосина типа М-44 и ППП (пистолет-пулемёт пехотный), являвшегося аналогом ППС-43, который был самым дешёвым и наиболее технологичным в производстве, превосходя по этому направлению ППШ изначальной реальности по затратам человеко-часов в два раза, а по материалоёмкости ажно в три, не говоря уж о гораздо более дорогом ППД, получилось выделить гораздо большие мощности для производства тех же пулемётов и «мосинки» с утяжелённым стволом. А это позволило без какого-то перенапряжения дать в каждое отделение по полноценному пулемётному расчёту, оснащённому мощным единым пулемётом, и снайперской паре. Да ещё и оснастить существенную часть вооружения – от снайперских винтовок до ПТР и крупнокалиберных пулемётов простыми и технологичными, но при этом весьма удачными прицелами ПУ[172]. Что резко повысило их эффективность. Ну а остальные образцы вооружения и боевой техники, по существу, являлись близкими аналогами тех, что были в его изначальной реальности, но пошедшими в производство на те же три-четыре года раньше. Например, та же тридцатисемимиллиметровая зенитка, являющаяся перестволенной на этот калибр лицензионной копией шведского сорокамиллиметрового «Бофорса», в трёх последних реальностях была принята на вооружение не в тридцать девятом, а в тридцать пятом году. Ну дык её прототип «Бофорс» разработал в двадцать восьмом. А к тридцать второму шведы уже полностью довели его до ума. Так что подобное вполне могло произойти и в изначальной реальности. Но там не произошло. А здесь – случилось. И вот именно в подобном «неупущении возможностей» как раз и состояла главная помощь Алекса в области вооружения и боевой техники. Да, было ещё сокращение числа «детских болезней». Но это менее важно. Ну, повозились бы чуть дольше, освоив серийное производство той же зенитки не в тридцать пятом, а в тридцать шестом, но всё равно ведь освоили бы. Никуда не делись! Приблизительно так же дело обстояло и с большинством других образцов вооружения – от танков и артиллерийских орудий и до самолётов… Впрочем, кое-какое военное оборудование соответствовало куда более продвинутым образцам. Например, новые образцы телефонных аппаратов, которые в настоящий момент уже готовились к производству, были больше похожи на слегка увеличенный в размерах ТА-57, чем на УНА или даже ТАИ-43, а пехотные радиостанции по внешнему виду больше напоминали несколько более крупные Р-105, чем изначальные А-7. Как минимум внешне. Чего уж там у них было внутри, Алекс совершенно не представлял… Да и антенны мобильных РЛС на автомобильной базе также были больше похожи не на РУС-2 классической реальности, а на какие-нибудь П-8 или П-10.