– …исчезновение профессора было необходимым условием для его сенсационного выступления по радио с призывом ко всем датчанам помочь своим арийским братьям сокрушить «силы мировой плутократии и злобного большевизма.

– …Бор разыграл свою партию как по нотам. Встретив Дуквица и меня на вилле он первым делом потребовал представить доказательства, что его родные благополучно добрались до Мальмё.

Дуквиц пообещал, что очень скоро, не позже послезавтрашнего вечера, профессор услышит их голоса.

– …теперь дело было за малым. Около восьми с половиной тысяч евреев дожидались решения своей участи. К чести датчан, они не сидели сложа руки. Тайно извещенные о предстоящей депортации, местные граждане сразу принялись собирать евреев. Несчастных прятали в домах, чаще в больницах под липовыми диагнозами, оттуда автомобилями (красный цвет на кузове очень помогал) доставляли в порты, где их снова прятали, дожидаясь оказии – рыбацких сейнеров, которые потом часами тарахтели по волнам в соседнюю Швецию.

Спасатели могли потерять свободу, рыбаки в придачу свои лодки и доходы: был самый пик сельдяной путины. Многие не хотели рисковать даром, для них спасатели выискивали деньги, собирали пожертвования среди датчан и евреев, кто побогаче. Еще требовалось накормить и одеть беглецов, сорванных с места без припасов, а иногда без теплой одежды, позаботиться о больных, уговорить тех, кто, не веря в опасность, упрямствовал и желал остаться…

– …После полуночи, когда из штаба пришел долгожданный звонок – связь со шведским посольством в Копенгагене установлена, – мы с Дуквицем покинули виллу. Скоро сюда должно было поступить сообщение из Мальмё, что родственники Бора благополучно доставлены в Швецию.

Мы вышли на улицу. Был комендантский час.

Возле припаркованной метрах в двухстах от виллы машины нам повстречался патруль. Пока командир патруля, обер-лейтенант, – в темноте было трудно различить его лицо – проверял наши документы, я сумел подать знак – пора начинать.

– …в штабе у командующего оккупационными войсками и давнего соперника Беста генерала фон Ханнекена Дуквиц доложил, что операция «Июльский снег» проходит успешно, затем предложил генералу лично поговорить с охранявшим Бора лейтенантом, у которого в подчинении находилось двое местных полицейских.

Генерал поднял трубку и, услышав ответ, отдал приказ никого близко не подпускать к профессору.

Дуквиц поправил генерала.

– К Бору нельзя допускать никого, кроме проверенных людей из высшего руководства.

– Кого вы имеете в виду?

– Ну, хотя бы группенфюрера Беста, который, возможно, захочет лично убедиться в том, что этот пацифист не ведет двойную игру.

Ханнекену откровенно не понравилась возможность появления на вилле Беста, но и воспрепятствовать имперскому уполномоченному он не мог.

– Хорошо. Бест, вы, кто еще?

– Шеель. Это с его помощью мы провернули это дельце, – потер руки Дуквиц.

Генерал заинтересованно посмотрел на меня.

– Так вы и есть знаменитый Шеель? Мне доводилось встречаться с вашим отцом на Западном фронте. Отчаянный был человек…

Генерал неожиданно осекся. Чтобы скрыть неловкость, тут же потребовал набрать номер виллы и передал охранявшему Бора лейтенанту приказ – не допускать к профессору никого, кроме – и он перечислил несколько фамилий.

Затем Дуквиц повез меня к Бесту. Тот, получив сообщение, что птичка в клетке, отправился отдыхать. Дуквиц предложил подбросить меня до отеля.

– Ваша невеста, наверное, заждалась вас?

– Скажите, господин Дуквиц, почему как только речь заходит о моем отце, собеседники теряют дар речи? Разве его миссия в России не является примером истинного отношения к долгу, который должен выказать всякий, являющийся арийцем?

– О, конечно! – согласился советник, затем он снизил пафос. – Я, правда, не был знаком с вашим отцом, только слышал… так, краем уха, что его заброска была связана с каким-то скандалом. Что именно тогда произошло, не знаю. В этом вам мог бы помочь господин Шахт, – и советник посольства, отвечающий за рыболовство, развел руками.

В этот момент на лужайке, прощаясь с погибавшим в морских водах светилом, внезапно и жутко прокукарекал павлин. В этой какофонии явственно прослеживалась тема Пятой симфонии Бетховена. Этот факт не прошел мимо Анатолия Константиновича.

– Так судьба стучится в дверь, – прокомментировал он надрывные вопли экзотической птицы, затем вполне по-деловому перехватил у барона инициативу. – Из отеля Еско сделал звонок. Я объявил боевую тревогу. Со мной были двое датчан, Хенрик и Густав, оба офицеры распущенной местной армии. Отличные ребята, молчаливые, как скандинавские ели. Мы заранее распределили роли. Я предупредил их, что постараюсь все сделать сам. В случае провала, их задача спасти Бора.

Оба как по команде кивками отдали честь.

– …открыл человек в штатском. Это был, по-видимому, один из местных полицейских. Его коллега, охранявший виллу со двора, находился сзади и держал нас под дулом автомата. Открывший дверь полицейский позволил мне зайти в дом, а моим спутникам приказал оставаться за порогом.

В коридоре я нос к носу столкнулся с приставленным к профессору лейтенантом. Китель расстегнут, оружия нет – видно, офицерик был молоденький, пороха не нюхавший.

Это упрощало дело.

Местный был постарше, но также вел себя расхлябанно – в комнате вытащил руку из кармана, повернулся ко мне спиной, расположился у окна. Вероятно, чтобы наблюдать за подворьем. Что он мог разглядеть в темноте? Бог с ним. Единственная проблема была с профессором – тот играл с лейтенантом в шахматы, поэтому стрелять офицерику в голову при живой легенде современной физики было несподручно. Кто их знает, нобелевских лауреатов. Еще грохнется в обморок. А стрелять придется, так крови меньше.

Я поинтересовался, можно ли моим людям зайти в дом.

Офицер, вновь усевшийся за стол и уже успевший взяться за фигуру, решительно запротестовал:

– Никак нет, господин Шеель. Вашим людям поручено стеречь дом снаружи, пусть там они и находятся.

«Ах ты, прусская крыса, – разозлился я. – Тебе, видать, никогда мочки ушей не простреливали. Ты, наверное, еще партизан не вешал, сараи с людьми не жег, оттого такой вежливый. В шахматы уселся играть!»

Пришлось взять инициативу на себя.

Как во Франции.

Благородный барон сидит в отеле со своей фрейлейн и ждет, когда рус Иван перестреляет эту арийскую сволочь да еще спрячет концы в воду да так, чтобы никто не догадался, что здесь случилось.

– …все произошло одномоментно.

Я предложил полицейскому проверить, как там мои ребята на дворе? Тот словно не услышал. Лейтенант – не помню как его звали, то ли Курт, то ли Ганс, которому я с согласия профессора подсказывал ходы, приказал вынести гостям кофе. Датчанин нехотя подчинился. Шел недовольный, что-то бормотал про себя – видно, проклинал этих «пруссаков, которые возомнили о себе…»