Теперь на Хармане не оставалось ничего, что отличало бы ее от простой девушки из рыбацкого поселения. От босоногой красавицы, чья красота свела бы с ума любую завистливую к чужим прелестям благородную даму. И все-таки на дочь рыбака Хармана не походила ни взглядом, ни телом, ни повадкой.

«Даже изгиб ключиц выдает в ней Хозяйку Благородного Дома», – заметил Герфегест и покрыл поцелуями ее нежные длинные пальцы. Перстень Конгетларов – вот единственное, о чем забыл он, наслаждаясь первозданной наготой своей возлюбленной. Впрочем, его снимать не обязательно…

Дыхание Харманы участилось. Ее пальцы искали тела Герфегеста с такой настойчивостью, а губы были столь бесстыдны и нежны, что Герфегесту показалось, будто кровь вот-вот закипит в его жилах. Когда Хармана присела на корточки, обхватив правой рукой его колени, а левой ласкала его чресла, Герфегест понял, что не в состоянии продолжать любовную игру в прежней отстраненной манере. Всякие игры должны в конце концов уступать место для воистину правдивой страсти.

– Я больше не могу, – прошептал Герфегест и поднял Харману на руки.

Она была легка ровно настолько, чтобы казаться лебедем. Она была тяжела ровно настолько, чтобы эта тяжесть отдавалась в руках сладкой дрожью, предвещающей блаженство.

– Сейчас я хочу тебя даже сильнее, чем в тот момент, когда ты появился на пороге моего спального покоя с мечом наголо. И с шелковой «змеей» вокруг запястья. – Мягкий и в то же время проворный язычок Харманы протиснулся сквозь сомкнутые губы Герфегеста, лишив его возможности высказаться.

Впрочем, говорить во время любовной схватки – все равно что петь песни, сочиняя письмо своему врагу. Неуместно.

У стены Овальной Комнаты Герфегест опустил свою ношу на ковер. Но Хармана, не желавшая уступать мужчинам ни в чем, не желала быть ведомой и в морях любовных наслаждений. Уперев обе руки в пол, она легонько толкнула Герфегеста своей ножкой.

Герфегест, никогда не жаловавшийся на непонимание женских прихотей и намеков, покорно лег. В тот момент он был готов сделать что угодно, только бы скорее слиться с Харманой в биении предвечного танца. Хармана села ему на живот, одарила Герфегеста еще одним поцелуем и повела бедрами.

– Ниже, – простонал Герфегест.

– Я знаю, милый, – улыбнулась раскрасневшаяся Хармана.

И Черная Лебедь Хармана Гамелин приняла Герфегеста. И он познал ее еще раз. В десятый, в тысячный ли раз.

Сейчас Герфегест не мог сказать даже, сколь долго он знаком с этой женщиной. Сейчас он не мог сказать вообще ничего. Он отдавал и получал взамен равной мерой. Он несся в бешеной скачке и переводил дух. Он учил и познавал.

Все времена и все события слились для него теперь в изгибе нагого тела Харманы. Все стихии воплощались в ее дыхании. В капельках пота на ее боках. В ее горящих словно угли глазах. Слезы исполненной страсти ползли по щекам Харманы, распаляя Герфегеста еще больше.

Герфегест не видел, да и не мог видеть, как мечи, погруженные в бордовый шар, осветились призрачным зеленоватым сиянием. Таким же нездешним, таким же всепроницающим, как сияние косматой звезды, проносящейся по усыпанному звездной пылью горизонту.

1

Они появились ночью. Они пришли с востока, а не с юга, как того можно было ожидать. И не было в Синем Алустрале силы, которая могла бы противостоять их чудовищной мощи.

Сто тридцать варанских галер. Восемнадцать файелантов Ваарнарка. Крохотная рядом с многопалубными исполинами «морская колесница» под началом Горхлы. Огромный «Голубой Полумесяц» Ганфалы. И еще один корабль, которому в Синем Алустрале не знали имени.

«Молот Хуммера» – так называлось чудовище, на котором находилась ставка Шета окс Лагина.

Триста локтей в длину и шестьдесят в ширину. Шесть гребных ярусов. Медь от днища до стрелковых галерей. И огромные трюмы, заполненные невиданным грузом.

«Молот Хуммера» был построен за три месяца по личной просьбе Шета окс Лагина. Личные просьбы Сиятельного князя в Варане привыкли исполнять с особой расторопностью. Потому что не выполнить просьбу значило быть невежливым. Шет исповедовал вежливость и требовал того же от своих подданных. Для ослушников была только одна кара: смерть.

«Молот Хуммера» был единственным кораблем мира, способным служить подобием персональной голубятни для Серебряной Птицы. «Молот Хуммера» был единственным кораблем мира, способным хранить в своем чреве Золотую Цепь. Он служил и он хранил. Шет окс Лагин ничего не строил зря.

2

На душе у Герфегеста лежал свинцовый слиток тревоги. Ему не спалось. Он покинул жилые покои крепости и поднялся на одну из многочисленных башен, оберегавших покой Озера Перевоплощений.

В последние недели произошло слишком много событий, чтобы можно было как-то осмыслить и понять тайны глубинных связей между ними, значение происходящего. Темным мороком тайны было окутано и будущее. Что делать им теперь? На что надеяться?

За недолгие полгода, которые провел Герфегест в Синем Алустрале, он видел здесь только смерть и ненависть. Мир был поколеблен до самых своих устоев. Один за другим пали в прах Дома Ганантахониоров, Эльм-Оров и Пелнов. Изменился его, Герфегеста, волею Дом Гамелинов.

Но все это было лишь бессмысленной братоубийственной возней. Потому что теперь с другого конца мира пришел человек, чье могущество грозит затмить свет солнца на небесах. Рыбий Пастырь рядом с ним – мальчишка. Горхла – никто. Торвент – кто знает…

Торвент сейчас не имеет смысла, как не имеет его клинок, лишенный рукояти. Торвент, ради которого Стагевд в свое время не погнушался посягнуть на суверенные права Империи и завалил столицу грудами трупов, ради которого он, Герфегест, прошел через грязь столичных кварталов и через ночную сумятицу боя с кораблями Пелнов, Торвент тоже ничем не может помочь ему. Потому что Семя Ветра – в руках Ганфалы. А уж этот-то очень хорошо знает, что делать с Семенем Ветра.

Герфегест печально улыбнулся, невольно восхищенный непостижимым плетением Нитей Судьбы.

Когда Ганфала призвал его, Герфегеста, прийти в Синий Алустрал и принести Семя Ветра, Священный Остров Дагаат надежно охранялся войсками Империи и, по сути, безраздельно принадлежал Ганфале. Ему оставалось только заполучить Семя Ветра, чтобы ввергнуть мир во власть Хуммеровой тьмы. Стагевд в последний момент разрушил планы Ганфалы, захватив Рем, а заодно и Дагаат. В тот момент Стагевд был спасителем мира. Но он, Герфегест, не знал этого.

Потом он, Герфегест, пройдя через смерч кровопролития и усобиц, повстречал Харману. Вдвоем с ней они сожгли в пламени страсти жизнь Стагевда вкупе с могуществом Дома Гамелинов. К тому моменту Семени Ветра уже не было с ним, но он не знал этого, одураченный ловкой подменой Ганфалы.

Герфегест нервно цокнул языком, уязвленный мыслью о том, что Рыбий Пастырь переиграл его благодаря своему коварству, медоточивым устам и поразительной дальновидности. Ведь понятно же теперь любому недоумку, что Ганфала не зря уходил на три дня в Молочную Котловину и не зря потом Горхла вышел в море на «морской колеснице» Ваарнарка! Потому что у них уже были ключи от врат в Морской Завесе Хуммера. Потому что Ганфала уже тогда, видя, что силы его ничтожны перед Домом Гамелинов, решил призвать Шета в Синий Алустрал! Дерьмо, сплошь и рядом одно дерьмо, милостивые гиазиры!