В перспективе ЕС может выбирать из трех возможностей. Первая возможность – оставаться заложником системы мелкого шантажа, при которой высшей правовой нормой становится национальный интерес, a международная, евросоюзная солидарность считается обязательной при любых обстоятельствах. Вторая возможность состоит в том, что ведущие политические и экономические державы ЕС будут двигаться в сторону «двускоростной» Европы, в которой взрослые разрешают неуправляемым детям оставаться в гостиной, но для обсуждения серьезных дел удаляются в комнату для карточной игры по принципу nicht vor dem Kind. Третья возможность – решительный курс на создание федеративной Европы и расширение сферы евросоюзного правотворчества. Однако для этого нужно, чтобы национальная и европейская идентичность европейских граждан были одинаково сильны.

Согласно наиболее вероятному сценарию, противоречие между мечтой об общих ценностных ориентациях и геополитической реальностью может быть разрешено только в системе «двускоростного» Евросоюза. Все политические императивы действуют в этом направлении. Об осознании этой перспективы свидетельствует предложение французского министра экономики Эммануэля Макрона и его немецкого коллеги Зигмара Габриэля, предусматривающее такие экономические реформы, как введение общего бюджета с собственными, евросоюзными доходами и общих регуляторов налогообложения и социального обслуживания; включение программы помощи налоговым должникам в число юридических документов Евросоюза и создание соответствующей монетарной институциональной структуры, а также их изъятие из ведения национальных государств и перевод на уровень Евросоюза[273]. Для этого необходимо создание соответствующей политической институциональной среды с общим парламентом и общими механизмами правотворчества и контроля.

Одной из скоростных зон многоскоростной Европы, которую можно назвать западной, является сама еврозона. Упомянутые посткоммунистические государства, окончательно укорененные в Евросоюзе, либо уже входят в еврозону, либо, независимо от идеологических оттенков их правительств, решительно требуют принятия в нее в течение нескольких лет. В других странах, в том числе и в Венгрии, создается государственная идеология, оправдывающая длительное пребывание вне еврозоны. Стремление к независимости, заложенное в риторике «национально-освободительной борьбы», в действительности является эвфемистическим требованием освобождения от соблюдения норм либеральной демократии. Лидеры этих стран понимают под «Европой наций» свое намерение создать и укрепить автократические режимы. Против этого намерения могут эффективно выступить лишь граждане этих стран, если этого не произойдет или если их выступление будет неудачным, то попытка «национальных автократий» стабилизировать свое положение окажется более или менее успешной. В то же время, исходя из своих геополитических соображений, Евросоюз не может позволить, чтобы территория Российской империи опять простиралась до Лейты, то есть до западной границы Венгрии. Западноевропейская политическая элита, отказавшись от своей первоначальной миссии и романтической мечты, связанной с разрушением Берлинской стены, ныне все чаще вынуждена смотреть на отстающую часть Восточной Европы не как на культурного партнера, а всего лишь как на зону экономического влияния. Ведь в настоящее время восточноевропейские политические элиты стремятся не распространять ценности западной цивилизации, а с помощью национального и социального популизма скорее укреплять в своих странах ценностную структуру восточного типа, соответствующую интересам утверждения и консервации автократической власти этих элит. Последствия не предвещают нам ничего хорошего: место солидарности с Восточной Европой и политики, направленной на ее «подтягивание» к наиболее развитым странам, займет политика простого умиротворения. Странам еврозоны это обойдется гораздо дешевле, а их населению будет гораздо понятнее, чем напрасные стремления к интеграции, на которые в Восточной Европе отвечают такими явлениями, как, например, коррумпированная, Система национального сотрудничества. Другими словами, лидеры развитых стран вместо дорогостоящей консолидации демократии ограничатся требующим минимальных затрат умиротворением полуавтократических режимов в этой буферной зоне.

Миграционный кризис, а также нерешительность и колебания, проявляемые ЕС при его решении, дали Орбану возможность, во-первых, вдохнуть жизнь в сотрудничество вышеградской четверки под знаком критики ЕС и «национально-освободительной борьбы», во-вторых, завоевать признание европейских праворадикальных сил и поддерживающих их кругов, а в-третьих, выступить в роли критика А. Меркель.

Венгерская внешняя политика, идущая вразрез с евросоюзными и трансатлантическими обязательствами страны, нацелена на вымаливание легитимации и денежных средств у восточных автократов. Это не что иное, как расширение средствами внешней политики поля маневрирования, то есть автократических амбиций и средств обогащения приемной политической семьи. Да и «зачем подобным Орбану автократам уводить свои страны из Евросоюза, – пишет Аттила Aрa-Koвач, – если в этих буферных зонах они получают возможность “собирать дань с двух империй”: дополнительные ресурсы обеспечиваются им структурными фондами и фондами сплочения ЕС, а также энергетическими соглашениями с российской империей. ЕС оплачивает цивилизованное, приличное политическое поведение и видимость идеалов свободы, а Россия – подчинение восточной системе зависимости. (…) В этом смысле внешняя политика действительно стала продолжением политики внутренней: если во внутренней политике национально-освободительная борьба означала свободу правительственного произвола по отношению к нормам либеральной демократии, то единственной задачей внешнеполитической деятельности стала политическая и материальная защита этой автократической свободы»[274].

Место национальной внешней политики и политики в области внешнеэкономических связей занял семейный бизнес , и этой цели служила и многоэтапная перестройка институциональной базы внешней политики. Ранее внешней политикой руководило Министерство иностранных дел, состоявшее главным образом из профессиональных дипломатов, в то время как внешнеэкономические сношения находилась в ведении Министерства экономики. Однако последовавшее в 2012 г. назначение на пост госсекретаря кабинета премьер-министра по внешней политике и внешнеэкономическим связям Петера Сиярто, бывшего пресс-секретаря партии «Фидес», а позже начальника кабинета Орбана, главы штаба по вопросам прессы, международных сношений и организации, уже свидетельствовало об изменении функции внешней политики. Деятельность Сиярто, непосредственного представителя Крестного отца, главным образом состояла в посещении стран с самыми разными автократическими режимами, от Саудовской Аравии до Азербайджана, от Москвы до Пекина, и налаживании особых дипломатических связей, подчиненных интересам приемной политической семьи. Эта деятельность уже была подчинена не профессиональным требованиям национальной дипломатии, а интересам «семейного бизнеса». А с сентября 2014 г. Сиярто стал не просто особым послом приемной политической семьи, но и министром иностранных дел и внешнеэкономических связей. Однако для этого была необходима гораздо более масштабная, чем это принято при смене правительства, практически полная замена кадров в Министерстве иностранных дел, которое, как и Министерство финансов, располагало контингентом опытных, потомственных специалистов. В данном случае произошла не замена дипломатов прежнего правительства на дипломатов, лояльных к новому правительству, а замена лояльных дипломатов на вассалов-дилетантов. Уже в 2010–2011 гг. наблюдалась невиданная ранее волна чисток дипломатических кадров, когда были уволены или отправлены на пенсию около сорока послов. Однако если до 2014 г. для назначения «было достаточно лояльности к правым или партбилета, подтверждающего членство в “Фидес”, то отныне этого уже мало: стабильные руководящие посты получают лишь те, у кого нет возражений против применения недипломатических средств. (…) В течение года после повторного прихода к власти правительства Орбана на 100 из 112 постов руководителей дипломатических миссий были назначены новые люди, 30 из них были направлены на новую работу из окружения или из сферы интересов “Фидес”»[275].