– А вы не знаете? – Казалось, она удивлена. – В деревеньке Фордхэм, в нескольких милях на север отсюда – и в совершенно безнадежном положении. Я навещала его несколько месяцев назад. – Она поджала губы. – Там все очень безотрадно. Но, во всяком случае, для него все скоро закончится.

Я, не глядя, сунула свой стакан в руку преподобного Гризвольда:

– Маргарет, отвезите меня туда. Я должна его повидать. Сейчас.

– Сейчас? – проблеял преподобный Гризвольд. – Что хорошего из этого выйдет? Молю вас одуматься, хотя бы ради вашей собственной репутации.

– Руфус, скажите мужу Френсис, что она уехала, хорошо? А что до остальных, так они и не узнают, если вы их не просветите. – И мисс Фуллер тоже сунула ему свой стакан. – Я уверена, – сказала она, глядя, как он пытается удержать три стакана сразу, – что кто-нибудь из ваших многочисленных друзей доставит вас домой.

Распрощавшись с мистером Барнумом, мисс Фуллер взяла меня под руку, и мы вместе направились к выходу.

– Честно говоря, Френсис, – сказала она, когда мы надевали пальто, – мне было любопытно, сколько времени пройдет, прежде чем вы попросите меня об этом.

* * *

На первый взгляд, стоящий на вершине крутого холма и окруженный голыми деревьями крошечный коттедж с широким крыльцом и занесенной снегом черепичной крышей казался очаровательным. Но потом я увидела, что над его трубой не вьется веселая струйка дыма. Ступени были завалены снегом, а окна покрыты морозными узорами. Да живет ли тут кто-нибудь?

Должно быть, мисс Фуллер подметила выражение ужаса, появившееся на моем лице. Она выбралась из саней и привязала лошадь к дереву.

– Идемте, Френсис! Я не обещала вам, что это будет легко.

Снег хрустел под нашими ногами, пока мы пробирались к дому и поднимались на крыльцо. Мисс Фуллер постучала в дверь. Мы подождали. Сзади, фыркая, била копытом лошадь да перекрикивалась на ветвях нагих деревьев парочка ворон.

– Может, они уехали, – предположила я.

– О нет, они здесь. – И мисс Фуллер снова постучала.

Кто-то дернул дверь изнутри, отчего с нее посыпался иней. В дверном проеме я увидела накрахмаленные белые ушки вдовьего чепца.

– Уходите, – пробурчала миссис Клемм.

– Мы хотим помочь, – сказала мисс Фуллер.

Теперь в щели между дверью и косяком возник круглый синий глаз. Взгляд его остановился на мне.

– Помочь? Да ведь это она во всем виновата!

– Впустите нас, – скомандовала мисс Фуллер. – Побыстрее.

Миссис Клемм, закутанная в рваное клетчатое одеяло, открыла дверь и посторонилась, злобно глядя на меня. Войдя, мы сразу оказались в низенькой кухне, господствующее положение в которой занимала нерастопленная чугунная печь. Мисс Фуллер осмотрела кухню, потом заглянула в печь и констатировала:

– У вас нет дров.

– Он нас морозит, – воскликнула миссис Клемм. – Он хочет заморозить нас до смерти.

– Вы знаете, где можно купить дров? – спросила мисс Фуллер.

– У иезуитов, – кивнула миссис Клемм. – В деревне.

– Отведите меня туда.

Должно быть, миссис Клемм была в глубочайшем отчаянии, потому что немедленно вышла с мисс Фуллер, не обращая больше внимания на меня.

Я одна стояла посреди холодной кухни, вдыхая едкий запах давно остывшей золы. Ноги ныли от холода, когда я побрела по широким половицам в соседствующую с кухней маленькую гостиную. Тут не было ковра, и мебели тоже почти не было, если не считать небольшой книжной полки, кресла-качалки и принадлежащего мистеру По маленького красивого письменного стола. Откуда-то послышался скрип.

Я дико огляделась, но это всего лишь ветка дерева скребла в оконное стекло. Почему я так нервничаю? Это же просто маленький коттедж в рощице. Но где же мистер По и его жена?

– Есть кто-нибудь? – крикнула я, сделала шаг вперед и прислушалась.

Из-за двери в противоположной стене донесся хриплый придушенный звук. Чье-то затрудненное дыхание? Сдавленный вдох, сопровождающийся нарастающим сипением, пугающе долгая пауза, булькающий выдох – и все начиналось сначала, будто в последний раз.

– Мистер По?

Ответа не было.

Дрожа скорее от страха, чем от жестокого холода, я потихоньку прошла по скрипящим половицам, остановилась перед дверью, набрала побольше воздуха, взялась за ручку, которая холодила кожу даже через перчатку. Дверь открылась.

В комнатку, где я оказалась, поместился лишь крохотный шкафчик, кровать, размером едва ли больше детской, да небольшое кресло. На кровать поверх лоскутного одеяла была постелена серая шинель мистера По. На ней, невозмутимая, будто сфинкс, возлежала черепаховая кошка, поднимаясь и опускаясь в такт тяжелому дыханию человека, лицо которого скрывал воротник шинели. Сглотнув, я двинулась вперед и увидела сперва разметавшиеся по подушке черные волосы, а потом – лицо, больше похожее на обтянутый кожей череп.

Виргиния улыбнулась.

Я прикрыла рот рукой.

Она не пошевелилась, но с видимым усилием произнесла:

– Я знала… что вы придете.

– Миссис По! Вам нужна помощь!

– Нет. Подойдите.

Дрожа так, что разболелась каждая мышца моего тела, я подошла ближе. Кошка зашипела. Я отшатнулась, но миссис По вцепилась мне в руку.

– Я хотела, – выдохнула она, – быть вами.

Меня передернуло от прикосновения ее пальцев. Или дело было в чувстве вины?

– Я могу привести врача. Пожалуйста, позвольте мне привести врача, пока не поздно.

Ее хватка усилилась.

– Помогите ему. Помогите ему. Он не знает… не умеет быть один.

– Виргиния, пожалуйста. Сейчас я должна помочь вам.

Она отчаянно смотрела на меня, и в ее легких что-то булькало.

– Помогите ему. И тогда вы поможете… мне.

Я услышала медленные шаги, они приближались. Обернувшись, я увидела спускающегося по лестнице мистера По. Завидев меня, он остановился. Он был так худ и бледен, что я ахнула.

Виргиния откинулась на кровати, и ее пальцы соскользнули с моей руки:

– Теперь… я свободна.

Терзаемая душевной болью, я смотрела, как она засыпает, а потом, опустошенная, печальная, двинулась вслед за мистером По в маленькую полупустую гостиную. Рухнув в кресло-качалку, он схватился за голову:

– Я не могу себя простить.

После долгих двенадцати месяцев разлуки я упивалась его обществом, хотя смотреть на него было невыносимо. Болезнь сделала его щеки впалыми и испещрила морщинами благородный лоб. Некогда буйные черные кудри стали короче и подернулись сединой. Горящие глаза пристально смотрели на меня с его бледного лица. Слезы сдавили мне горло, и я опустилась подле него на колени.