— Гони отсюда!

Мошка радостно оскалился, дернул поводья, свистнул и прикрикнул на лошадей. Фургон откатился назад, стал разворачиваться. Христа Ротник ревел, не умолкая, но крик не помогал — он со своими бойцами застрял крепко, цыгане дорогу не уступали. Шум привлек внимание жителей города, из переулков подтягивались новые и новые зеваки, кто–то высовывался в окно, люди глядели поверх заборов.

Мошка развернул фургон, пронзительно свистнул, и кони пустились вскачь. Когда дома окраины остались позади, цыган щелкнул длинным кнутом. Фургон трясся и тарахтел, позади Альба перекатывались и подпрыгивали пестрые узлы. В проеме под пологом мелькала улица.

— Туда давай, за холм! — приказал Разин, показывая направление. — Там лошадей придержи, мы спрыгнем. А сам вали скорей. Чем дальше уведешь их, тем лучше. Ничего они тебе не сделают, побоятся со всем табором связываться, а про нас скажешь: только что ссадил. Понял?

— Понял! — Мошке было весело. — Ничего не сделают, верняк! Шалай этому уроду сердце вырежет, если я не вернусь!

Не доезжая холма, цыганенок стал натягивать поводья, придерживать лошадей. Когда пологий склон укрыл фургон от рязанцев, Разин спрыгнул. Альбинос выбрался следом, Мошка сразу стегнул лошадей и пронзительно засвистел — фургон, громыхая, покатил в степь. Склон холма зарос кустарником, туда и полезли беглецы. Ветки были колючие, но тонкие и ломкие, спрятаться в зарослях оказалось несложно.

Погоня объявилась далеко не сразу. Мимо холма проехали два сендера: в переднем Христа и трое вооруженных охранников, во втором — еще трое. В кусты они и не глянули, спешили, пока ветер не занес следы фургона песком. Когда шум моторов стих и развеялись облака пыли, Разин встал. Отряхнул крутку, сбрасывая впившиеся в ткань колючки, и сказал:

— Давай, Музыкант. Пора в Киев.

Когда стемнело, за руль сел Белорус. И тут же попросил:

— Папаша, ты бы сдвинулся куда, что ли? В спину зыркаешь, аж до костей прожигаешь. Неуютный ты какой попутчик.

Илай, сместившись к стене, пробасил:

— А ты не оглядывайся, вперед смотри. Кто часто озирается, тот далеко не ускачет.

Белорус против обыкновения смолчал, хотя обычно за словом в карман не лез и поболтать любил.

Утром местность начала меняться. Бурые краски пустыни все чаще уступали место зарослям кустарника, то и дело встречались остатки древних строений, груды бетонных блоков, из–под песка тут и там выступало полотно асфальтовых дорог, проложенных предками до Погибели. Теперь «Панчем» управлял Туран, а Белорус дремал. Проснулся он оттого, что грузовик затормозил.

— А? Что? — Тим заерзал на сиденье и вытянул из–под ног автомат в чехле. — Чего стоим?

— Пыль впереди, — коротко ответил Туран. — Пока далеко.

— Пыль — это значит, кто–то движется по песку. Он взял бинокль и полез на крышу кабины.

— Ну и что, что пыль… — Белорус потянулся и почесал рубец на скуле, — мы уж к Киеву приближаемся, здесь должно быть людно. Ну, чего там?

— Монахи гонят кого–то, — сказал Туран в люк, оторвавшись от бинокля.

— Это кого же? — подал голос Илай. — Здесь не Московия, Владыка Баграт не велит своим…

Старик заволновался, ерзая на сиденье.

— Мутантов гонят, — объявил Туран, опять приникнув к окулярам.

Пыль впереди подняли несколько ездовых манисов, которыми управляли кочевые, а следом мчались два «тевтонца».

Сендеры монахов разошлись в стороны, чтобы взять всадников в клещи. Стрелки разворачивали пулеметы — расстояние между погоней и мутантами сокращалось на глазах.

— А, ну пусть гонят, — лениво махнул рукой Белорус, — наше дело сторона. Поехали дальше.

Он сунул автомат в чехол и заерзал на сиденье, устраиваясь поудобней.

— А я посплю.

Илай гулко откашлялся и сдвинулся в тень, только очки его здоровенные тускло блеснули. Туран вернулся за руль, повел «Панч» к холму.

Ветер нес поднятую колесами пыль. Раскатисто прогремела очередь «гатлинга». Наездники уступали монахам в скорости, они петляли, скатывались в лощины, но стряхнуть с хвоста погоню не могли, «тевтонцы» снова и снова настигали.

Туран вел грузовик медленно, следя за дорогой. Выстрелы раздавались все ближе. И наконец наперерез вылетели трое кочевых на манисах — с топотом поднялись из лощины. Завидев «Панч», издали высокий протяжный вой, разворачивая ящеров, но тут на пологом холме впереди показался «тевтонец». Грузно перевалил через гребень, пулеметчик повел шестиствольный блок «гатлинга», ударила длинная очередь. Два маниса рухнули, наездники покатились по земле, вздымая клубы пыли, третий пустил ящера навстречу «тевтонцу», занося копье. Туран притормозил, Белорус снова схватился за автомат…

Сендер монахов съехал с холма, качнулся на ухабе, пулеметчик, выпустив рукоять «гатлинга», ухватился за скобы ограждения, и тут слева — в лощине, из которой выскочили наездники, — взревел двигатель, выкатился второй «тевтонец», затрещали выстрелы.

Мутанта, несшегося в лобовую на монахов, пули разорвали надвое, очередью манису снесло плоскую башку. Бесформенная масса, разбрасывая кровавые брызги, рухнула под колеса «тевтонцу». Громко хрустнули кости, когда тяжелая машина подмяла под себя все, что осталось от наездника с ящером, и замерла. Водитель заглушил двигатель, второй «тевтонец» тоже встал — и наступившую тишину внезапно разорвал вой. Один из раненых мутантов отползал прочь, раздробленные ноги волочились, и позади оставался широкий кровавый след. Из первого «тевтонца» выбрался жрец–каратель, сплюнул и двинулся за раненым, помахивая широким тесаком. Запыленные полы его полурясы развевал ветер, на груди жреца покачивалось серебристое распятие, сверкая в лучах восходящего солнца. Мутант полз, перебирая жилистыми руками, и выл, как пустынный шакал. Монах неторопливо шагал следом, шаркая подкованными сапогами. Поравнявшись с раненым, взмахнул тесаком и выпрямился, подняв отрубленную голову с длинными хрящеватыми ушами. Рявкнул:

— Вот имя Создателя!

Водитель второго «тевтонца» завел мотор и подрулил к «Панчу».

Туран оглянулся на Илая, шикнул Белорусу, чтоб о пассажире молчал пока, а только новости разузнал да что в городе творится. Сам же выложил на колени дробовик, который висел на особых зацепах под приборной доской — оружие всегда должно быть под рукой.

— Кто такие? — прорычал жрец, сидевший за рулем «тевтонца».

Пулеметчик развернул «гатлинг», целя в кабину грузовика.

— Наемники! — откликнулся Белорус, приоткрыв дверцу. — В Киев направляемся, работенка в Храме для нас найдется?

Он старался говорить, как южанин, и заискивающе улыбался при этом.

Монах утер запыленную бороду.

— На хрена вы нам сдались? — он заухал совиным смехом, показав редкие кривые зубы. Ему раскатисто вторил пулеметчик.