Едва услышав шаги человека, он ринулся в атаку. Огромные уши откинулись назад, их кончики скрутились. Слон загнул хобот и, визжа и трубя, брызжа красным кровяным туманом, помчался по лесу. Под ударами его огромных ног содрогалась земля, сучья с треском, громким, как ружейные залпы, ломались.

Задыхаясь, Зуга остановился и приготовился встретить атаку. Он наклонил голову и переступил с ноги на ногу, чтобы выстрелом в упор прикончить слона. Но в последний миг слон остановился и снова повернул вверх по склону. Каждый раз, едва охотники начинали двигаться вперед, он пускался в очередную ложную атаку, принуждая их остановиться, а потом опять отступал.

От одной такой атаки до другой проходили минуты, разъяренный зверь не давал охотникам выбраться из этого густого леса. Они сгорали от нетерпения, понимая, что вожак и его сподвижник наверняка уже добрались до перевала и лавиной мчатся вниз по противоположному склону.

Зуга получил два жестоких урока. Во-первых, как учил его старый Том Харкнесс, только новичок или круглый дурак недооценивает мощь слона. Легкая пуля из «шарпса», может быть, и способна свалить американского бизона, но африканский слон в десять раз тяжелее его и устойчивее. Застыв на месте в лесу мсаса и прислушиваясь к реву и топоту раненого чудовища, майор поклялся никогда больше не ходить на крупных животных с легкой американской винтовкой.

Второй урок заключался в том, что, если первая же пуля не убивает зверя, она словно бы оглушает его и делает нечувствительным к боли от других. Убивать надо чисто, с первого выстрела, иначе следующих выстрелов животное будто и не почувствует. Раненый зверь опасен не только из-за злости и раздражения; в результате шока он словно обретает бессмертие.

Выдержав с полдюжины ложных атак, Зуга потерял терпение и осторожность и с криком побежал вперед, готовясь встретить следующую атаку.

— А ну, стой! — кричал он. — А теперь пошел, старина!

На этот раз он подобрался ближе и, когда слон начал отворачиваться, всадил ему под ребра еще одну пулю. Молодому охотнику удалось сдержать первый порыв возбуждения, и пуля попала точно в цель. Майор знал, что попал в сердце, но слон снова с ревом помчался на него. Зуга выстрелил в последний раз, и рассерженный трубный рев перешел в долгий печальный вопль. Он эхом прокатился по горам и взлетел в сияющую голубизну неба.

Охотники услышали, как слон упал. От удара тяжелого тела вздрогнула земля под ногами. Они, озираясь, прошли через лес и нашли его. Огромное животное стояло на коленях, аккуратно подогнув передние ноги, длинные желтые бивни подпирали пыльную сморщенную голову, его морда была обращена вниз по склону, словно и после смерти он бросал им вызов.

— Оставьте его! — крикнул Ян Черут. — Идемте за остальными.

И все побежали следом за ним.

Они не успели добежать до перевала. На них навалилась ночь, внезапная непроницаемо-черная ночь Центральной Африки. Они потеряли след из виду и оставили погоню.

— Придется их отпустить, — сетовал в темноте сержант, его желтое лицо светлым пятном маячило возле плеча Зуги.

— Да, — согласился Зуга. — На этот раз мы их отпустим.

Но он почему-то знал, что наступит и другой раз. В нем все еще жило чувство, что этот слон послан ему судьбой. Да, другой раз наступит, в этом он был уверен.

Той ночью майор впервые отведал величайший охотничий деликатес: ломтики слоновьего сердца, нанизанные на зеленую палочку вперемежку с кубиками белого жира из грудной полости, посоленные, поперченные и обжаренные на тлеющих углях лагерного костра. Их едят с холодными лепешками из кукурузы жернового помола и запивают кружкой чая без сахара, дымящегося, крепкого и горького. Он не мог припомнить, когда в последний раз ел что-нибудь более вкусное. После ужина Зуга лег на твердую землю и накрылся единственным одеялом, а от холодного ветра его защищала гороподобная туша старого слона. Он спал как убитый, без сновидений, даже ни разу не перевернувшись на другой бок.

На следующее утро они вырубили один из бивней и положили его под деревом мсаса. Закончив работу, они услышали пение носильщиков, и на узком карнизе показался караван. Он огибал гору и вскоре вышел на склон.

Робин шла шагах в ста впереди знаменосца. У туши слона она остановилась.

— Вчера вечером мы слышали выстрелы, — сказала она.

— Замечательный аскер, — ответил Зуга, указывая на свежесрубленный бивень.

Это был правый необломанный огромный клык, примерно на треть погруженный в череп. Одна часть сверкала незапятнанной белизной, другая была перепачкана соками растений.

— Потянет килограммов на сорок, — продолжил Зуга, касаясь бивня носком ботинка. — Да, славный аскер.

— Был славным аскером, — тихо произнесла Робин, глядя, как Ян Черут с носильщиками разрубают на куски огромную изувеченную голову. Они обтесывали тяжелый череп, чтобы высвободить другой бивень, и мелкие осколки кости, разлетаясь, поблескивали в лучах утреннего солнца. Робин смотрела на происходящее всего несколько секунд и начала подниматься к перевалу.

Зуга разозлился на сестру — она свела на нет всю его радость от первой слоновой охоты. Поэтому час спустя, услышав, что Робин, поднявшись на склон, зовет его, он нарочно пропустил ее крики мимо ушей. Но Робин не умолкала — она всегда была настойчивой, — и Зуга с сердитым восклицанием пошел за ней через лес. Сестра выбежала ему навстречу, светясь безудержной детской радостью.

— О Зуга! — Она схватила его за руку и воодушевленно потащила вверх по склону. — Пойди посмотри, ты должен это видеть.

Древняя слоновья дорога прорезала в горной гряде глубокое ущелье. С двух сторон его охраняли серые каменные стены. Брат и сестра сделали последние несколько шагов к высочайшей точке перевала, и перед ними открылся новый прекрасный мир. Зуга невольно ахнул, он не ожидал увидеть ничего подобного.

Вдаль уходили невысокие предгорья, размеренные, как океанские волны, их покрывали величавые леса. Деревья с серыми стволами были стройны, как дубы в Виндзорском парке. За предгорьями тянулись к синему горизонту холмистые степи с разбросанными тут и там рощами, золотистые, как поля спелой пшеницы. Среди заросших травой полян вились реки с прозрачной водой, к ним спускались на водопой или отдыхали на их берегах стада непуганых животных.

Повсюду, куда ни бросал взгляд Зуга, паслись буйволы, похожие на черных быков, они плечом к плечу сгрудились под раскидистыми, как зонтики, ветвями акаций. Ближе к предгорьям шло на водопой стадо черных антилоп, самых красивых из всего антилопьего семейства, агатово-черных с белоснежными животами, их длинные изогнутые рога, закинутые назад, почти касались ляжек. Они длинной цепочкой двигались вслед за вожаком и ненадолго остановились, с любопытством, но без всякого страха глядя на пришельцев. Их изящество поражало величественной красотой, в которой было что-то греческое.

Бесконечные просторы повсюду были усеяны холмами, похожими на сотворенные природой замки из камня. Легко было представить, что в давно прошедшие века их воздвигли из чудовищных глыб великаны-исполины, а теперь они обрушились, образовав фантастические нагромождения, то увенчанные феерическими башенками и шпилями, то гладкими плоскими крышами. Они располагались в строгом геометрическом порядке, словно их с отвесом и теодолитом в руках возводил дотошный архитектор.