Сергеев повел носом из стороны в сторону, и у него получилось!

– Что да, то да, – отозвался Блинов. – Сегодня чисто мужской компанией – без баб. Я еще не боец, чтобы выступить по-настоящему. Да и разговор серьезный намечается, а дела и бабы совмещаются неважнецки.

«Дипломат, – подумал Михаил, – ну просто тонкач! Макиавелли. Столько фигур исполнить, чтобы я приехал один – с ума сойти можно!»

А вслух сказал:

– Я уже понял, что сегодня мы будем втроем.

– Точно. Жаль, конечно, я Раша принять обещал по-людски, но это через месяцок, не раньше. У меня еще на руке и ноге лангетки. И хожу я с палочкой – прям Командор. Как там Вика? – спросил он безо всякого перехода.

– Ничего. Не скажу, что по тебе скучала, но будет рада, что ты жив и здоров.

– Привет ей передай! И скажи, что первое интервью на родной земле я дам ей!

– Ты не представляешь себе, – сказал прочувствованно Сергеев, – как она обрадуется!

– Ты не ехидничай – обрадуется! Эксклюзив. Сидорчук, я и она! Все! И пусть мир подождет! Понял! Васильевич тебе перезвонит! Ждем!

«Значит, с ним прилетел Раш, – подумал Сергеев, вешая трубку. – Интересно, не по мою ли душу? Несмотря на риски, несмотря на то что, по словам Блинова, именно он перекупил тот самый контракт, из-за которого Блинчика едва не зажарили два раза. Не скажу, что это поступок безрассудно смелого человека, но и целесообразной такую поездку не назовешь. Очень сильно надо ему что-то, если уж Рахметуллоев приезжает в страну, где его ждет толпа недружелюбно настроенных торговцев оружием, которых он, можно сказать, кинул… Хотя нет, кинул их скорее уж Блинов. Просто в таких вот ситуациях обиженная сторона не сильно разбирает, кто и где виноват, – „мочат“ всю цепочку, до последнего дилера, чтобы другим на вечные времена неповадно было. Надо будет поинтересоваться, живы ли еще Базилевич и Кузьменко, которые, по словам Блинчика, об этой сделке и договаривались с пострадавшей стороной. Уж кому-кому трудно позавидовать, так это им. Есть сомнение, что они до сих пор живы. А если живы, то интересно, как удалось объясниться?

Блинов отлежался, зализал раны и вернулся на родину. Скорее всего, чтобы принять бой. Не тот у него бизнес, чтобы долго отсутствовать. Слишком велики потери от срывов. Слишком тяжелы разрывы связей. Те, кто метил в Блинова, знали, что делают. Конечно, убей они Владимира Анатольевича или покалечь так, чтобы он вышел из дела на длительный срок, и рухнула бы, как карточный домик, цепочка, основанная на личных связях и личном же доверии. Не цепочка между продавцом и покупателем – тут волноваться нечего, покупателей много. А цепочка внутри страны – между бизнесменами от армии, бизнесменами от политики, бизнесменами от криминала… Она бы рухнула всенепременно, связи ненадежные были бы зачищены со всей суровостью, и на ее месте возникла другая, или несколько других, но в них Блинчику, попытайся он вернуться в дело, уже не было бы места. И все те связи и достижения, что сейчас принадлежат ему по праву, пришлось бы отвоевывать у пришлых с оружием в руках.

Поэтому Блинчик и вернулся. Весь в гипсе, хромой, как Гефест. Гефест был бог, великий мастер – кузнец, храбрец, оружейник и воин. Блинов, конечно, на Гефеста не тянул, но в том, что человек Владимир Анатольевич был отважный, сомневаться не приходилось.

Заказ на него был оплачен и оплачен щедро, но не выполнен, а это влекло за собой ряд последствий, летальных, однозначно, либо для Блинова, либо для тех, кто взял деньги за его устранение. Включая и посредников. Третьего варианта не было. Поэтому проблема нуждалась в скором решении, так сказать, решении на опережение. Ни тянуть, ни прятать голову в песок в текущей ситуации нельзя. Под крылом у Раша достать Блинова представлялось сложным. Не то чтобы полностью невозможно, но уж точно невероятно хлопотно, дорого и рискованно.

Но не собирался же Блинов всю жизнь сидеть баем у Рахметуллоева? Дело у них общее, конечно, и на Востоке гостей любят, но не настолько же! И рано или поздно Владимир Анатольевич должен был вернуться. Те, кто Блинова с нетерпением ждал дома, на чужбину за ним не сунулись, а набрались терпения, затаились и считали часы до долгожданной встречи».

По всему выходило, что Рашу и Блинову нужен доверенный человек, в их тусовке не засвеченный, но стопроцентно надежный и без комплексов. Такой, чтобы и прикрыл, если нужно, и сам отбился, если совсем уж припрут, и помозговать бы мог в промежутках между событиями. Раш в Сергееве такого человека увидел едва ли не раньше, чем Блинов. А может быть, эта идея принадлежала Блинчику. Они стоили друг друга!

То, что сегодня его будут вербовать, это точно. Вербовать беззастенчиво и нетонко. Нет у них времени на разные там экивоки и ласковые подходы. Будут покупать за большие деньги. За любые деньги, потому что покойникам они без надобности – в гробу карманов не бывает.

Сергеев невесело усмехнулся, допил остывший кофе одним глотком и закурил сигарету. На экране лэптопа перемигивались баннеры.

Большие деньги означали для Сергеева большой риск, и хоть к риску было не привыкать, Михаил подумал не о деньгах, а о Вике и Маринке, которую Вика от него по-прежнему держала на расстоянии, и покачал головой.

– Еще кофе, Михаил Владимирович?

Из приоткрытых дверей на него призывно смотрела волоокая секретарша Нила – Неонила свет Ивановна. Для убедительности предложения в дверной проем была выставлена щедро декольтированная по случаю жары грудь. Корпус Неонилы был направлен в сторону Сергеева под таким углом, что через вырез платья просматривалось даже отсутствие нижнего белья. С наступлением лета Сергеев точно знал, что на самом деле его секретарь – брюнетка.

– Спасибо, Неонила Ивановна, – отозвался Михаил официальным тоном. – Еще чашечку и стаканчик холодной «боржоми».

– И все? – игриво спросила Нилочка, облизываясь, как кошка, только что сожравшая упитанную мышь.

– И все.

– И как вы, Михаил Владимирович, в такую жару столько воды пьете? – осведомилась Неонила Ивановна. – Я совсем не пью и то, – Нилочка повела плечами с цыганской грацией, отчего наклоненный бюст качнулся в декольте, словно стенобитная баба, – все время потею. А к вам в душ проситься неудобно…

Сергеев посмотрел на нее с укоризной.

И где только их теперь учат? Или это природный талант? Как там у Владимира Семеновича: «Там шпионки с крепким телом, ты их в дверь – они в окно! Говори, что с этим делом мы покончили давно!»

Это каким безголовым надо быть, чтобы клюнуть на столь грубую приманку? Она же ляжет на диване, а потом между двумя оргазмами с детской непосредственностью попросит не крутиться, чтобы не сбить фокус фотографу.

Мельчает народ, теряет школу. Михаил вспомнил Риту, читавшую им спецкурс. Стройную, подтянутую, высокую, похожую на гепарда и поворотом головы, и пружинистой, настороженной походкой, и даже тем, как она держала спину, когда вышагивала по аудитории.

Она была удивительно хороша, сексуально привлекательна, особенно для них, кадетов, лишенных женского общества. И одновременно, при всей своей вызывающей чувственности, холодна, словно снега Килиманджаро, и недоступна, как ее вершина. Шалевший от нее, словно кот от валерьянки, Кудрявый, уверовав в свою неотразимость, пробовал, было, подкатить, но…