Она с сомнением взглянула на меня:

– Я не знаю правил, которые запрещали бы вам написать письмо Его инфернальному величеству. Но нет и правил, обязывающих Его читать подобные послания. Думаю, с письмом ознакомится кто-то из Его секретарей. Он, конечно, не выкинет его в озеро. Нет. Не думаю, чтобы выкинул. – Подумав, она продолжала: – Ну что, проводить вас в кабинет? Или вы хотите лечь спать?

– Гм… сейчас мне не помешала бы ванна, это точно.

– Отлично. Я еще никогда не купала святых. Вот и повеселимся.

– Нет-нет, мне вовсе не нужна помощь. Я вымоюсь сам.

Все равно она меня выкупала.

Она сделала мне маникюр. Она сделала мне педикюр. И осталась крайне недовольна состоянием ногтей на ногах. «Позорище» – вот самое мягкое выражение из тех, к которым она прибегла. Она меня подстригла. Когда я поинтересовался бритвенными лезвиями, она подвела меня к шкафчику в ванной, где лежало восемь или девять различных инструментов для борьбы со щетиной.

– Рекомендую электрическую бритву с тремя плавающими головками, но, если вы мне доверяете, можете убедиться, что я вполне компетентна и в обращении с вышедшей из моды опасной бритвой.

– Я ищу лезвие «Жиллет».

– Этой марки я не знаю, но тут есть новые модели безопасных бритв и соответствующие лезвия.

– Нет. Мне нужен мой сорт. Обоюдоострый. Из нержавейки.

– «Уилкинсоновский меч», обоюдоострый, вечный – подойдет?

– Возможно. А, вот и они! Нержавеющий «Жиллет» – покупаешь две упаковки, третью получаешь бесплатно.

– Отлично. Сейчас вас побрею.

– Нет, я сам.

Через полчаса я нежился на мягких подушках воистину королевского ложа – в самый раз для молодоженов. В желудке у меня покоился отменный дагвуд, в руке я держал бокал «датского зомби» – на сон грядущий. На мне была бордовая шелковая пижама с золотой оторочкой. Пэт сняла невесомый пеньюар из голубого тумана, который был на ней со времени моего заселения в номер (если не считать купания), и устроилась рядом со мной, поставив свой бокал (гленливет со льдом) так, чтобы удобно было брать.

(Я мысленно взмолился: «Марга, пойми, я этого не хотел. Тут всего одна кровать. Но большая. Пэт не станет ко мне прижиматься. Не могу же я вышвырнуть ее отсюда, правда? Она очень славная, не хочется ее обижать. Сейчас я выпью стаканчик и сразу же усну крепким сном».)

Ну, сразу я не заснул. Пэт не вела себя настырно, ничего не требовала и очень охотно шла на сотрудничество. Пока часть моего мозга весьма интенсивно изучала то, что предлагала Пэт (очень многое!), другая его часть объясняла Марге, что все это несерьезно, что я в эту девушку не влюблен, что я люблю только ее, Маргу, и всегда буду любить… но я никак не мог уснуть и…

Потом мы немного поспали. Затем посмотрели голографическую программу (Пэт назвала ее порнографической), из которой я узнал такое, о чем прежде и не слыхивал, но выяснилось, что Пэт все это хорошо знакомо и она готова меня научить. Тут я на миг отвлекся, объясняя Марге, что учусь для нашего общего блага, после чего полностью отдался образовательному процессу.

Потом мы опять задремали.

Прошло еще какое-то время, и Пэт коснулась моего плеча:

– Повернись ко мне, дружок. Дай мне на тебя взглянуть. Ну вот, так я и думала. Алек, я знаю, что ты страдаешь без своей возлюбленной. Я здесь именно для того, чтобы облегчить твои муки. Но у меня ничего не получится, если ты не приложишь к этому усилий. Чем она тебя так приворожила? Или у нее нарезка особенная, в аккурат под твой болт? В чем загвоздка? Расскажи мне, подробно, ничего не утаивая. И я воспроизведу все в точности, или притворюсь, что воспроизвожу, или найду еще кого-нибудь, кто сможет это убедительно исполнить. Прошу тебя, дружок, не оскорбляй мою профессиональную гордость.

– Честное слово, ты все делаешь отлично. – Я погладил ее руку.

– Не уверена. Может быть, тебе нужно разнообразие? Девочки вроде меня, в неограниченном количестве. Сиськи на любой вкус – шоколад, ваниль, клубника, тутти-фрутти. Вот, кстати, тутти-фрутти… А как насчет сан-францисского сэндвича? Или иных особых услад из закромов Содома и Гоморры? Есть у меня приятель из Беркли. Он… как бы это сказать… не совсем настоящий мужчина, зато у него весьма богатое и очень игривое воображение. Мы с ним не раз отлично работали на пару. У него членство в клубах «Кроули и соратники» и «Нероновы лавры и фиги», там полным-полно надежных парней такого сорта. Если хочется свального греха, мы с Донни все обставим в лучшем виде, а «Сан-Суси» создаст атмосферу, отвечающую твоим пристрастиям: персидские сады, женское общежитие, турецкий гарем, непристойные обряды дикарей в джунглях под грохот барабанов, женский монастырь… Да, так вот, о монастыре… Знаешь, кем я была при жизни?

– Я как-то не очень верю, что ты умерла.

– Конечно умерла. Я же не бесовка, прикидывающаяся женщиной, я – человек. Мою работу без человеческого опыта не выполнишь. Для того чтобы доставить настоящее удовольствие своим соплеменникам, нужно быть человеком до кончиков ногтей. Рассказы о невероятных эротических и сексуальных суперспособностях всяких там суккубов – безудержное хвастовство в рекламных целях. Я была монахиней, Алек, с юности и до самой смерти, и бóльшую часть времени тратила на обучение грамматике и арифметике детей, которые вовсе не желали учиться. Вскоре я поняла, что монастырская жизнь не для меня, но не знала, как с ней расстаться. Поэтому никуда и не ушла. А к тридцати годам, окончательно сформировавшись как женщина, я убедилась в роковой ошибочности принятия пострига. Святой Алек, меня одолевала похоть, и с каждым годом мне становилось все хуже. Самым чудовищным было не то, что меня обуревали соблазны, а то, что соблазнов как раз и не было, хотя я с радостью ухватилась бы за любой. Как бы не так! Мой духовник с любострастием поглядывал только на юнцов из церковного хора и засыпал, когда ему исповедовалась я. Впрочем, это неудивительно: мои грехи даже на меня нагоняли скуку.

– В чем же ты согрешила, Пэт?

– Моим грехом были нечистые помыслы, о которых я по большей части умалчивала на исповеди. А неотпущенные грехи сразу же фиксируются в компьютерах святого Петра. Богомерзкий разврат и прелюбодеяние.

– Что-что? Пэт, это ж какое надо иметь воображение?!

– Обычное воображение, пылкое и сладострастное. Ты ведь не представляешь, в какие узкие рамки втиснута жизнь монахини. Она невеста Христова – это ее контракт. Так что даже мысль о радостях плоти превращает ее в неверную жену самого что ни на есть низкого пошиба.

– Будь оно проклято! Пэт, на Небесах я встретил двух монахинь, вполне бойких и жизнерадостных девах. А одна из них – просто оторва. И все же они попали в рай.

– Никакого противоречия тут нет. Любая монахиня регулярно исповедуется и получает отпущение грехов, а умирает, как правило, в окружении сестер-монахинь, в присутствии духовника или капеллана, которые совершают обряд соборования, после чего упокоенная душа отправляется прямиком на небеса, чистая, как мыло «Айвори». А со мной было совсем иначе, – усмехнулась она. – Меня настигла кара за мои грехи, и теперь я наслаждаюсь каждой минутой этого жестокого наказания. Я умерла девственницей в тысяча девятьсот восемнадцатом году, в эпидемию испанского гриппа. Тогда умирали многие, и очень быстро, так что священник не успел помазать меня освященным елеем, чтобы облегчить путь на Небеса. Вот я и попала сюда. После первой тысячи лет обучения…