Не усмешка в ответ – улыбка. Прощальная.

– Я стал преступником однажды, когда впустил в наш мир двух чужаков. Я стал им дважды, когда не сумел их уничтожить. Теперь я сам побывал в Запретном мире. Неужели ты думаешь, что трижды преступнику есть место среди живых? – Лишь теперь бескровные губы старика искривились в усмешке. – Я останусь здесь. Мертвый мир убивает в несколько дней, он не заставит меня жить дольше, чем я хочу теперь, когда не сумел убить вас обоих!

– Дедушка!..

– Иди, – сказал Скарр. – Мне жаль, что моей ученицей стала именно ты. Лучше бы ты умерла тогда, во время черного мора. Так было бы полезнее для всех. Не стану гадать, может быть, ты сможешь жить с тем, что знаешь теперь. Если сможешь – забудь меня и живи. Открой Дверь, пока она еще над крышей, уходи и уводи своего мужа. Рожай ему детей, сопровождай его в походах, сберегай для Растака. И не думай о том, что когда-нибудь у нас станет еще одним мертвым миром больше. Нашим миром. Это случится еще не скоро, через сотни поколений. Не думай о том, что когда-нибудь предки в высшем мире не увидят на земле своих потомков!

– Дедушка! – Юмми всхлипнула. – Мы возьмем тебя с собой! Я не могу бросить тебя здесь, не могу!..

С собой? К Растаку? Глупенькая. А ведь она и впрямь способна уговорить мужа не бросать дряхлого дедушку на верную смерть. Но какая разница, ГДЕ умирать? Есть разница – КАК.

Хуже того: если Растак сумеет смирить первый гнев, он вполне способен сообразить, что живой Скарр полезнее мертвого – лютейший враг раскаялся, сдался на милость преданного им племени! Пусть даже раскаявшийся проживет недолго и вскоре угаснет по воле предков, давно ожидающих изменника для справедливого суда! Растак гневлив, но вовсе не глуп.

Ничего-то ты не понимаешь, внученька…

Пора. Пока слезы застилают ей глаза, пока скребет пятерней в клочковатой бороде ее муж, которого удалось все-таки озадачить – вряд ли надолго… Лук отброшен далеко, до него не добраться. Зато колчан с четырьмя оставшимися стрелами – вот он, в двух шагах. Сил должно хватить.

Если бы их хватило на два броска! Тогда можно было бы еще попытаться… Но нет, незачем мечтать о несбыточном. Двух бросков не осилить. Один – можно попробовать…

Нужно!

Не бросок – неловкое падение. Но и этого достаточно. Вот оно, древко стрелы, легкой стрелы, пригодной разве что для охоты на пушного зверя и мелкую дичь.

– Не-е-ет!..

Он успел уколоть себя. Затем стрелу вырвали из его пальцев, но это уже ничего не могло изменить.

Боли не было, но отчего-то стало трудно дышать. Несколько долгих мгновений Скарр еще жил и ловил угасающим сознанием отчаянный, режущий крик Юмми:

– Де-е-еду-у-у-ушка-а-а-а-а-а!!!

…А как тресну булавою,

Так еще не слаб!

А.К. Толстой

Сколько Витюня себя помнил, кто-нибудь всегда мешал ему выспаться. В детстве его без всяких церемоний будила поднявшаяся спозаранку мать и раздраженно звенела над ухом насчет того, что пора, мол, собираться в школу. Позднее его минимум трижды в неделю будил похмельный Шурка Подойников, сосед по комнатушке в общаге, с жалобными матюками собирающийся в институт к первой паре – при том, что раньше двух часов ночи никогда не ложился, извращенец. И, наконец, последние месяцы в ТОМ мире Витюню сгонял с постели механический будильник, громомерзко дребезжащий агрегат, специально поставленный творить свое подлое дело вне пределов досягаемости, дабы не вводить хозяина в соблазн спросонья убить его ударом ладони. Ненавидяще рыча, Витюня сваливался с кровати, атакующим танком устремлялся к мучителю через всю комнату и по пути успевал понять, что и на этот раз будильник останется жив, а вот его, Витюни, судьба немедленно облиться водой, одеться, швырнуть в рот что-нибудь питательное и постараться добраться до стройки без опоздания. Заказчик торопил, «новые русские», жилищно стесненные наследием проклятого прошлого, жаждали дома, и выходные случались редко.

Зато теперь!..

Кто помешает выспаться всласть? Ну не жена же, правильно воспитанная туземка! Само собой, она встала раньше мужа и, судя по дразнящим обоняние запахам, озаботилась приготовить мужу сытный завтрак. Могут, конечно, прийти от Растака, позвать на совет… что-то давно не звали, между прочим. Ну и правильно, пусть они там себе мудрят, мудрецы, а наше дело простое…

Ну, иной раз ЧП какое-нибудь случится спозаранку… Так это редко. Прибежал недавно гонец с высунутым языком, переполошил всех и вся: во владения Лососей вторглись какие-то уроды, сбили заслон и пограбили селение. Можно было и не просыпаться: все равно Растак побил уродов своими силами, решив не тревожить непобедимого богатыря марш-бросками по весенней снежной каше. С одной стороны, немного жаль, что не довелось помахать Двурушником, руки уже соскучились, а с другой стороны, где еще найдешь такое разумное и заботливое начальство? Больше нигде, и нечего искать добра от добра.

Повезло, что и говорить. И десятина с добычи идет исправно, и со двора слышен стук – подаренный Растаком раб истово колет дрова, не ленится. Хорошо…

– Хара! – воззвал Витюня, распахнув веки. Сил дрыхнуть дольше уже не было никаких. – Иди сюда!

Подошла, села. В глазах – спокойствие и довольство. Хорошая жена. А уж как насытила вдовий голод по мужику – совсем золото. Расцвела, похорошела. Не ревнивая и не шлюха. А главное, дала понять мужу, что он мужчина ого-го! Куда до нее бабам из ТОГО мира!

Витюня провел ладонью по округлому животу жены и, наверно, не удержался бы от того, чтобы затащить ее под лисье одеяло, если бы, отдернув шкуру, на земляном пороге не появился Юрик. Все такой же – шустрый, рыжий, и рот до ушей, а по глазам видно, что без подколок и на этот раз не обойдется. Как будто он не исчезал никуда, не шлялся по черт знает каким мирам со своей колдуньей и не вернулся только чудом. С гуся вода.

– Все валяешься? Пролежни будут.

Поклонившись гостю, Хара степенно вышла – не след женщине мешать разговорам мужчин. В свою очередь, Витюня лишь издал невнятное междометие. Специальных слов можно было не произносить: сейчас это трепло расскажет обо всем, что видело и слышало. И даже больше, чем хотелось бы знать.

– У Лосей неспокойно, – сообщил Юрик. – Риар вроде приказал там кого-то придушить, ну они и взвились. Придушенный у них в авторитете был, оказывается. Растак туда подкрепление шлет.

Витюня грузно привскочил на лежанке.

– Надо подсобить, а?

Юрик пренебрежительно махнул рукой:

– Ну иди попросись. Мухоморами тебя не покормить? Берсерк.

– А что? – Витюня насупился.

– Остынь. Растак не позволит. Лосям и без тебя рога пообломают. Кто они такие, чтобы против них слать самого Вит-Юна, непобедимого и легендарного? Много чести. Ничо, поучат их немного, будут как шелковые. И без нас поучат. А ты что, батыр, во вкус вошел?