– Действительно, не хочу.

Туман впереди редел, уступая место дневному свету, Ираэн слышал шум моря, волны, набегающие на гальку. Эвандар придержал коня и помахал им рукой на прощанье.

– Вы находитесь чуть восточнее Маннаннана и лавки Кардила, серебряных дел мастера, – прокричал он. – Прощайте, серебряные кинжалы. Пусть ваши боги принесут вам настоящую удачу и коней, чтобы угнаться за нею!

Туман поглотил его, а потом рассеялся на весеннем ветерке, несущем запахи моря. Они ехали по наезженной грунтовой дороге между полей, где на утреннем ветру колыхалась молодые бледно-зеленые колосья. Слева виднелись утесы, спускающиеся к океану. Внезапно Ираэн понял, что ему отказывает зрение, что его трясет и пот течет по спине ручьями. Поводья выпадали из рук. Родри наклонился, перехватил их и сам остановил обоих коней.

– Вперед, друг, и с песнями! – сказал он. – Ничего постыдного в этом нет.

Ираэн кивнул, тяжело дыша и цепляясь за луку седла. Родри отвернулся и заговорил, глядя на прибой у побережья:

– Хорошо, что я сообразил сказать Эвандару о кузнецах. Пора бы тебе обзавестись собственным ножом. Ты все еще хочешь его?

Ираэн и не думал, что способен чувствовать такую гордость, удивительное чувство, когда ты знаешь, что, несмотря на все трудности, заслужил награду.

– Можешь назвать меня сумасшедшим, но хочу.

– Хорошо. Знаешь, я только что понял то, что должен был осознать много лет назад. Как только ты впутаешься в дела чародеев, тебе уже не уйти от них. И не надо притворяться, что когда-нибудь все станет мирным и спокойным, таким же обыденным, как и раньше, – он повернулся и остро взглянул на Ираэна. – Теперь ты, несомненно, серебряный кинжал, такой же изгой, как и все мы.

Ираэн хотел было отшутиться, но внезапно понял, что ему нечего сказать: то, что он услышал из уст друга, было горькой правдой.

Даландре понадобился один день, чтобы добраться до Бардека, но в Дэверри за это время умпело наступить лето. Как обычно она отправилась в путешествие из земли Врат в стране Эвандара, оттуда, где бурная река пенилась, разбивая воды о черные камни. Когда она подумала о Джилл, образ тут же явился между деревьями, но такой блеклый, истонченный, что Далла встревожилась. Она успела сделать лишь несколько шагов, как образ совсем померк, пришлось вызывать его снова и снова, бегом перемещаясь от точки к точке, пока, наконец, река осталась далеко позади, уступив место океану. Облик Джилл появился снова из тумана на каменистом берегу, на этот раз более четкий и яркий. Подойдя ближе, Даландра почувствовала, что прибрежная галька превращается в жесткую чахлую траву, оплетающую лодыжки. Исчез рокот океана, вокруг простиралась бурая безлесная равнина. Даландра засомневалась, куда податься – может, она сбилась с пути? Но путешествие вслед за образами ее раньше не подводило…

Она продолжила путь, думая, что вот-вот окажется в лесу, но было по-прежнему зябко, а равнина оставалась такой же бесплодной. Даже солнечный свет, казалось, изменился, выцвел, пока она пробиралась по большим бурым валунам вдоль гребня холма. Внезапно она поняла, что аметистовая подвеска пропала. Значит, она снова в материальном мире, со всеми его тяготами: солнце не греет, разреженный воздух заставляет тяжело дышать. Под ее ногами склон опускался в иссохшую равнину, разделенную старым речным руслом. Вдали виднелись заснеженные горные вершины: сразу было ясно, что по ним не пройти. Ветер дул неустанно, посвистывая в жесткой траве. Судя по скорченным, изогнутым стволам тех немногих чахлых деревьев, что ухитрились вырасти здесь, безветрия тут почти не бывало.

Обернувшись, Даландра увидела еще несколько покореженных деревьев, окружавших деревянные хижины – длинные, приземистые, крытые щепой. Стены, оконные рамы, притолоки и дверные проемы были сплошь покрыты резьбой – изображения животных, птиц, цветов перемежались со словами, составленными из эльфийских слоговых знаков. Контуры были обведены неяркими красками голубых и красноватых тонов, подчеркивающих совершенство линий. Откуда-то из-за домов послышалось тихое ржание лошадей, пыльный ветер донес обрывки песни. Перед ближайшей хижиной на деревянной лавке сидела седоволосая женщина, погруженная в чтение. У ее ног расположились две крупные гончие, черные с подпалинами.

– Джилл! О боги!

Псы вскочили и залаяли, но Джилл их быстро уняла, а когда Даландра поспешила навстречу, отложила на лавку небольшой свиток. Она очень исхудала, и на ее висках серебрилась седина, но пожатие ее руки было крепким, а голос звучным.

– Рада видеть тебя, – сказала Джилл по-дэверрийски. – Что привело тебя сюда?

– Тревога. Эвандар сказал, что ты болела.

– Это правда, мне сказали, что и до сих пор не поправилась, хотя я чувствую себя здоровой. Я подхватила трясучую лихорадку в здешних джунглях. Здесь растет дерево, кора которого обладает свойством снимать жар и прочие проявления болезни, но говорят, что она проникает в кровь и там остается на долгие годы, вновь одолевая тебя, если простудишься, или устанешь, и тому подобное.

– Это очень плохо!

Джилл только пожала плечами и повернулась прикрикнуть на собак, скачущих вокруг. Тихонько заскулив, они улеглись на плотную красноватую землю.

– Где мы? – спросила Даландра.

– Вот это – постоялый двор при… пожалуй, на моем языке это называлось бы храмом, что не совсем соответствует действительности. Это дом, где немногие ученые мужи Старшего народа поддерживают огонь науки и обучают всех желающих.

– Я слыхала, что такие места существовали во времена Семерых Королей. Думаю, что Народ посылал своих детей туда на обучение, но не знаю, зачем.

На мгновение они обе обернулись, чтобы взглянуть на кучку построек, выглядевших ненамного лучше крестьянских хижин: за их стенами нашло приют все, что осталось от одного из лучших университетов, какие видел наш мир в прошлом и в настоящем. Но ни одна из женщин никогда не слыхала этого слова и не понимала, что оно значит. Даландра не увидела никого, кроме одного мужчины из Народа, одетого в длинную серую тунику, перехваченную шнуром, но он прошел между домами, так и не взглянув в их сторону.

– Здесь так одиноко, – сказала наконец Даландра. – Почему они выбрали это место?

– Видишь те горы? За ними лежат джунгли. Их вершины задерживают все тучи, идущие с моря, и дождь проливается над лесами. Поэтому здесь воздух сух, как кость, так что книги и свитки могут храниться дольше, чем в джунглях. Знаешь, сюда было очень тяжело добраться, но, конечно, мне пришлось идти, и я ухитрилась заболеть в дороге…

– Прекрати, не вини себя за это!

– Я могла бы это предусмотреть и принять меры заранее, – с искренней досадой сказала Джилл. – Что ж, думаю, сейчас уже нет смысла переживать. Что сделано, то сделано. Надо сказать, я стала уважать твой народ за их умение лечить!

– О, боги! Прости, я чувствую себя дурочкой, но, знаешь, я только что поняла, что это все означает, – Даландра обвела рукой круг построек. – Значит, это правда? Беженцы добрались до острова?