Подношение Приапу. I в. н.э.

Есть даже такие, кто недоволен Тацитом. Скажем, Виппер упрекал его в том, что историк увидел в значительной части римского народа лишь грязную чернь (plebs sordida), избалованную цирком, театрами или иными зрелищами. Автор пишет: «Для Тацита нет более «народа» в смысле совокупности полноправных и гордых своей самостоятельностью граждан; масса столичных жителей разбита на две группы – «чистую» и «грязную», старинное слово «плебс» стало бранным в устах людей, вращающихся в правительственных кругах; но и комплимент «неиспорченности» присуждается только тем жителям Рима, которые примыкают к знатным аристократическим домам, служат магнатам и находятся в зависимости от них. Посмел бы какой-нибудь писатель или оратор так говорить о римском народе во времена Гракхов или Мария! Но тогда в Риме были большие народные собрания, комиции и конции, была хотя бы видимость политической свободы, а теперь утвердилась неограниченная монархия, «народ безмолвствовал». У Тацита нет ни уважения, ни сочувствия к плебейству. В его глазах «чернь» как будто бы всегда виновата, а в данный момент ей ставится в укор развращенность зрелищами, которыми ее избаловал тиран и злодей Нерон, причем просвещенный и добродетельный автор забывает, что теми же подачками и зрелищами кормит толпу и боготворимый им властитель Траян». Упрекать Тацита в том, что он рисует народ таковым, каков тот есть, – занятие не только неблагодарное, но, прямо скажу, абсолютно неконструктивное. Ведь это равносильно тому, как если бы мы стали упрекать наших сограждан в том, что они доверились негодяям, которые фактически забрали у них всё, не дав ничего. Разумеется, наивность и глупость плебса может кого хочешь вывести из себя. Но мудрым в отношении этих алчных и подлых господ лучше бы последовать совету, звучащему в духе Ювенала: «Лицам доверия нет» (Fronti nulla fides).

Собака на полу дома Трагического поэта

Среди историков Рима нам надо было бы упомянуть и имена двух Плиниев – Старшего и Младшего. О них известно крайне мало. Плиний Старший (23–79 гг. н. э.) родился в Новом Коме в Северной Италии. Он погиб, активно участвуя в спасательных работах во время извержения Везувия. Плиний Старший был не только историком, но и государственным деятелем, командующим флотом в Мизене. Перед тем, как полагалось, отслужил всадническую службу в Нижней и Верхней Германии, в римских провинциях по левому берегу Рейна. Вероятно, военную службу он нес совместно с будущим принцепсом Титом, когда тот еще был военным трибуном, ибо он упоминает об их «сопалатничестве» (жизни в одной военной палатке). Это характерно почти для всех пишущих римлян. Все обязаны были служить в армии, мимо чего не мог пройти никто. Тогда же он приступил к написанию своих первых трудов, из которых сохранилась лишь «Естественная история» («Естествознание»). Плиний Младший, бывший ему племянником, донес до нас то, как работал этот выдающийся римлянин. В его письме к Бебию Макру он говорит: «Мне очень приятно, что ты так усердно читаешь и перечитываешь сочинения моего дяди, хочешь иметь их полностью и просишь их перечислить… Ты удивляешься, что столько томов, при этом часто посвященных вопросам трудным и запутанным, мог закончить человек занятый. Ты удивишься еще больше, узнав, что он некоторое время занимался судебной практикой, умер на пятьдесят шестом году, а в этот промежуток помехой ему были и крупные должности, и дружба принцепсов. Но был он человеком острого ума, невероятного прилежания и способности бодрствовать. Он начинал работать при свете сразу же с Волканалий – не в силу приметы, а ради самих занятий, задолго до рассвета: зимой с семи, самое позднее с восьми часов, часто с шести. Он мог заснуть в любую минуту; иногда сон и одолевал его и покидал среди занятий». Затемно он отправлялся к императору Веспасиану, а затем, вернувшись домой, оставшееся время отдавал занятиям. После дневной трапезы (легкой и простой пищи) летом, если было время, он лежал на солнце».

Атриум богатого дома. Помпеи

Плиния читали, а он в это время делал заметки и выписки. Без выписок он ничего не читал и любил говорить, что нет такой плохой книги, в которой не найдется ничего полезного. Полежав на солнце, он обычно обливался холодной водой, закусывал и чуточку спал. Затем, словно начиная новый день, занимался до обеда. За обедом читал и делал беглые заметки. Временем своим, а также временем чтецов он дорожил и очень не любил, когда их прерывают. Летом он поднимался из-за обеда еще засветло, зимой с наступлением сумерек – словно бы подчиняясь некоему нерушимому закону. Таков был его распорядок дня во время городских трудов, среди городских хлопот. В деревне он позволял себе отнимать время от занятий обычно только для посещения любимой им бани.

После принятия самой процедуры, когда его обчищали и обтирали, он уже что-либо слушал или диктовал. В дороге он полностью отдавался книгам или письму: рядом с ним всегда сидел скорописец с книгой и записной книжкой. Зимой, чтобы иметь возможность постоянно работать, он носил одежду с длинными рукавами, защищавшими его руки от холода. Это позволяло даже в суровую погоду не терять ни минуты и заниматься. Вероятно, по этой причине он и в Риме предпочитал при передвижении пользоваться носилками. Как-то он даже упрекнул племянника, Плиния Младшего, за то, что тот позволяет себе тратить время на прогулки («ты мог бы не терять даром этих часов»). Потерянным он считал все время, отданное не каким-либо полезным занятиям, а пустому досугу. Благодаря такой напряженной работе он и закончил столько книг, оставив племяннику 160 записных книжек, исписанных мельчайшим почерком с обеих сторон. Плиний Младший восхищается его трудолюбием и настойчивостью и говорит, что он по сравнению с дядей – «лентяй из лентяев». И добавляет: пусть те, кто «всю свою жизнь только и сидят за книгами», сравнят себя с ним, тогда они, возможно, зальются краской стыда, ибо им покажется, что они только и делали, что спали и бездельничали. Единственный дошедший до нас его труд обычно называют энциклопедией. Он и в самом деле является таковым, если к нему применить понятие нынешнего времени, хотя энциклопедий как таковых в эпоху античности еще не было (термин появляется в культурном обиходе только в XVI веке). Видимо, следует признать за ним право и титул «собирателя» исторических и научных данных и фактов. Плиний Старший собрал огромнейший материал, рассеянный как в специальной, так и в неспециальной литературе. Словно историческая наседка, клюя зернышко за зернышком, он откладывал все это в утробу научного познания… И даже в отношении описания им античного искусства, пожалуй, скажем, что его труд – «единственная сохранившаяся античная история искусства, и большинство искусствоведов и исследователей пользуется ею как важнейшим источником».

Малые бани. Кальдарий. Помпеи