class="p1">– Нет, – с иезуитской ухмылкой произнесла Эльвира. – Я в этом уверена. Если только… Словом, если только не случится повтор того, о чем Андрей скромно умалчивает…

– А что будете делать вы, пока я буду торчать в Славгороде? – быстро спросил я.

– Ну, предварительно мы уже знаем, что нам делать, – произнесла Эльвира. – А теперь мы можем более детально обсудить план наших дальнейших действий… Символично, да? – вдруг сказала она, – что мы разрабатываем наш план в этом… госпитале.

Иван Курочкин только криво усмехнулся. Он не понял этой игры слов – ему она была непонятна и чужда. Также, наверное, как и его «коллегам» – Гуцулу, Лымарю и Студенту… Хотя нет, Студент-то мерзавец эрудированный, что тут говорить… Кстати, а где же сейчас обретается эта шайка? Теперь ясно, что Эльвира обращается к ним за содействием, но каким образом она может влиять на них? С помощью одних только денег? Или как-то еще?

Поскольку вопрос этот задать было некому, я промолчал, волей-неволей присоединившись к выработке тактики и стратегии. Фабрика Абсолюта принялась выдавать продукцию невиданными доселе темпами. Ктулху заворочался в первых признаках своего пробуждения и начал подергивать щупальцами, поднимая невиданной высоты цунами в Обском водохранилище.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Я уж думала, что больше тебя не увижу, – сказала Кэсси.

Ее серые без цветных линз глаза внимательно ощупывали мое лицо. Я был уверен, что выражение на нем не очень нравилось женщине и, скорее всего, неприятно удивляло ее. Наверняка я уже не выглядел так, словно меня только что приняли в пионеры, либо лишили девственности.

Вообще все четверо смотрели на меня со смесью недоверия и осуждения. Я изложил моим коллегам по Обществу свою легенду, согласно которой обратился к психиатру, поскольку почувствовал себя плохо в смысле душевном – перестал адекватно воспринимать окружающее, началась депрессия…

– Шито белыми нитками, – заявил Виктор. – Ты ведь дал клятву перед Обществом, а сам что-то замышляешь против него.

Солгулианцы расположились в единственном на тот момент хостеле города Славгорода, что в Алтайском крае, в той его части, которая зовётся Кулундой. Американцы, думая, что хостелы во всем мире представляют собой однотипное общежитие странствующих студентов, устроенное по стандартному английскому образцу, были слегка шокированы, когда убедились, что ничего английского тут нет. Даже неуловимый персонал – и тот вряд ли знал по-английски хоть что-нибудь, кроме названий торговых марок. Так что багаж знаний Бэрримора и Старлинга, уже понявших, что такое «дача», теперь должен был вместить и понятие «общага». Конечно, она выглядела не так люто, как притон из знаменитого фильма про ужасы Словакии, но запахи и интерьер даже мне, ко всему вроде бы привыкшему, и то казались весьма далекими от цивилизованных. Четырехместная «спальня» с крашенными в цвет электрик панелями выглядела уныло. Если вы играли в компьютерную игру «Черный оазис» и дошли до того момента, когда вашего протагониста помещают в общую камеру, то примерно представляете себе, что я увидел.

– Ваше дело, – сказал я, – верить мне или не верить. Но я считаю, что вы со мной поступили не совсем правильно. Я не люблю, когда надо мной устраивают психовирусные эксперименты.

И выразительно посмотрел на Сашу Омельченко, бывшую валютную проститутку из города Киева. Естественно, она и ухом не повела. Не такие взгляды видела.

– Тем не менее, я вернулся, – продолжил я. – И намерен продолжать искать вместе с вами Геннадия Ратаева и те сокровища, которые он добывает… Или уже добыл.

– Я тебе не верю, – отрезал Виктор.

– Я почти уверена, что тебя, как и прежде, отправили к нам, чтобы следить за нами, – произнесла Кэсси. – И рассказывал потом своим бандитам… Ты понимаешь, что Общество не потерпит такого… Мы не потерпим… Я не потерплю…

Речь Кэсси вроде была совершенно обычной, но даже в коротких фразах я слышал ловушки. Возможно, их там не было, а может, и были – тут поневоле параноиком станешь… Я опасался этой женщины, явно получившей образование не только в темных переулках близ Крещатика.

– Прикажете выметаться вон? – спросил я и начал подниматься, будучи уверенным в том, что меня остановят. Так и случилось.

– Не торопись, – сказал Виктор.

Я опустил свой зад обратно на стул, склёпанный явно ещё во времена развитого социализма. Такие кое-где остались еще в муниципальных поликлиниках.

– Тебе придется вернуться обратно к своим уголовным друзьям, – сказал он, – и сказать, что мы тебе поверили. Не безоговорочно, конечно. Так, чтобы это было похоже на правду… Не так, как это выглядит для нас. Ты и без того сильно заврался, уважаемый брат Андрей…

– Я не думаю, брат Виктор, что со мной надо говорить в таком тоне, – сказал я. – Вы все отлично знаете, что поступили со мной не совсем э-э-э… корректно.

– Не начинай демагогию, – поморщился Виктор. – Лучше подумай о том, каким образом ты будешь доносить нам о планах и действиях бандитов.

– Э-э-э, – снова протянул я, догадываясь, что сейчас и тут получу предложение, от которого не смогу отказаться. – Я вообще-то и так вернулся к вам. Я хочу оставаться членом Общества и действительно могу кое-что рассказать о моих делах с вашими конкурентами. Вот только как мне доказать свою лояльность, просто не могу себе представить.

Виктор нехорошо ухмыльнулся.

– Тебе не нужно что-то доказывать. Ты в любом случае наш и от нас никуда не денешься. Ты привязан к Обществу кое-чем более серьезным, нежели то, о чем мы с тобой сейчас подумали.

Я вообще-то подумал не о Кэсси, а о случае с Кислым. О его нелепой смерти во дворе дачи. Как выяснилось, Виктор тоже думал о смерти. Только другого человека и при других обстоятельствах.

– Смотри, – сказал он, протянув мне фотоаппарат и показывая на его дисплее фото металлического креста, того, который я дважды держал в руках. – Узнаёшь?

– Может быть, – сказал я, ожидая неминуемой гадости.

Виктор перекрутил аппарат на другой снимок.

– Хорошая вещь, как ты думаешь?

На втором фото был изображен тот же крест, только в разобранном виде. И он представлял собой безусловно колюще-режущий предмет. Верхние концы креста образовывали рукоятку, неудобную, конечно, но для разовой акции годящиеся. А длинный нижний конец оказался ножнами, куда прятался тонкий клинок. Вот тебе и «неустановленное холодное оружие».

Складывать одно с другим я и раньше умел, а сейчас чувства и память у меня были обострены, потому я отлично понял, кого именно прикончили этой вещицей.

– Вот значит, зачем было нужно якобы забыть этот крест у меня в машине, – протянул я. – Эх, брат Ричард, и гнусный же номер ты со мной выкинул.

– Выкинул, – подтвердил