Зеленя-старейшина, могучий старик, согнутый годами с высоты роста, но вширь еще крепкий, умом острый, сразу сказал князю Кутре: мол, воля твоя, князь, вели родичам собираться на рать против талов. А тот уже и сам не промах, за ковшом вперед других не погнался, а сразу разослал гонцов по родовым селам, чтоб мужики готовили оружие и кольчуги, собирали дружину.

Вот настоящий князь, истинный защитник и хранитель обычаев, кивали старики головами. И отроки его уже готовы, в бой рвутся — хоть сейчас пойдут. Есть за что выпить хмельную чару, разогреть в жилах вялую стариковскую кровь. Перед свеями не спасовали и талов уж как-нибудь одолеем, соглашались все собравшиеся возле бочки с пивом, не впервой небось…

Весть про гибель единственного, выстраданного у богов сыночка Сванечки ударила бабу Шешню словно камнем по голове. Всплеснула руками, осела на землю там, где стояла, и заледенела враз. Так и сидела, уставив перед собой невидящие глаза и не откликаясь на зов. Бабы засуетились вокруг нее, сами запричитали, вызывая Шешню на слезу и плач, что облегчают первую, оглушающую безнадежность любого горя.

Известно, не то горе, когда старики умирают; когда малые умирают — вот где для родителей горькая обида. Не успевают малые понять жизнь, не могут отработать долг перед родом, так и уходят несмышленышами в светлым Ирий. А там не с них, с родителей спросят: почему, мол, не уберегли чадо…

Бабы на разные голоса выли вокруг Шешни, но нет, не откликалась та. Молчала, как деревянная. Так же молча дали отвести себя в избу. Покорно улеглась на лежанку и сном,! застыла. Сердобольная баба Тастя, вечная и непоседливая хлопотунья по чужим заботам, что ее не касаются, сами вызвалась остаться с ней ночевать, чтоб чего не случилось И случилось все-таки.

К рассвету задремала Тастя, как она рассказывала потом всем подряд, только на миг единый смежила веки, да и то неплотно. А когда открыла с утра, Шешню словно ветром из избы выдуло, одна пустая лежанка от нее осталась. Побежала тогда хлопотунья Тастя по селу, переполошила всех.

Родичи кинулись искать Шешню, но даже следа не нашли. Сгоряча решили, что ее выкрали талы, но вовремя спохватились. Зачем им ее красть? Тоже, нашли сокровище, отворотясь не наглядеться! Даже талагайцам такой подарок, как вздорная баба, не по зубам будет, изведет она их на корню одним характерам. Нет, решили, красть ее никто не будет, кому жизнь еще окончательно не опротивела.

Тогда где она?

Подумали, может, сама руки на себя наложила, обезумев от горя? Но опять не похоже. Если жизни себя лишать, если такая выпала судьба человеку, то полагается сложить себе погребальный костер, только огненная дорога ведет прямым ходом в Ирий. А где тогда огонь, спрашивается? Где хотя бы дым от него? Небось издалека бы увидели, дым не лыко — в мешке не скроешь, так говорят.

— Не ищите ее, не надо, — вдруг сказала всем Сельга.

— Как так? — удивился князь Кутря и все остальные вокруг него.

— Сама вернется.

— Да где она есть-то? Вот тоже нашла время запропаститься! — в сердцах сказал Зеленя-старейшина. — Может, хоть ты знаешь, где она?

— Знаю… Если не знаю, то догадываюсь. А вам она сама расскажет, когда вернется, — непонятно объяснила провидица.

Мужики разом потянулись чесать затылки…

Я, Музга, сын бабы Орсы, дочери бабы Касы, чей род происходит от Великой волчицы Максы, зубы у которой острее и крепче железных ножей пришлых людей, а голова шире, чем у медведя. Великая волчица положила начало нашему роду, и, как она, я вырос великим охотником. Я — первый охотник среди нашего племени, и все знают об этом, а кто не знает — пусть у других спросит, ему расскажут. Когда я иду по следу, бог Ягила смотрит вниз со своей мягкой тучи и радуется моему проворству. Лес смолоду открыл мне многие тайны. И тайну следов, запутываемых зверем, и тайну засад, что готовят коварные хищники среди камней и ветвей, и тайну лежбищ, что обустраивают себе звери, выращивая детенышей. Великий лесной дух Вазила любит меня и оберегает. За это я всегда оставляю ему часть добычи, и он после этого бывает доволен мной.

Сейчас я расскажу, как я пришел в лес в это утро, чтобы взять мясо и накормить своих женщин и детей, и других женщин и детей тоже. Очень скоро я почувствовал, что в знакомом лесу ходит кто-то чужой. Сам дух Вазила, осторожный и чуткий, предупредил меня тихим, неслышным шепотом. А чужак оставил на земле и траве свои знаки, гам, где он шел и касался ветвей. Старый и слепой дед — и тот бы увидел такие ясные знаки. Не опасался чужак, шагал по лесу не сворачивая, как клыкастый кабан всегда проламывается напрямик, не разбирая дороги.

Я быстро понял, что пришел он один. Но зачем он пришел в наши угодья, куда раньше не забредали поличи, оказавшиеся коварными? Я спросил себя об этом и не смог ответить.

Теперь мы перенесли наши стойбища в тайные, неприметные места, поличам не найти их. Они, эти пришлые, не могут носить свои большие деревянные чумы, а наши кожаные дома привыкли двигаться вслед за дичью. Может, они ищут нас, чтобы отомстить за своих шаманов? Вот о чем я задумался и решил это вызнать.

Я — великий охотник. Болтливый Талга, долговязым Куси или даже богатырь Яши, известный силой живота и рук, наверно, позвали бы на подмогу. Но я — не они, мне не нужна помощь, чтобы выследить в лесу чужака. Я представил себе, как поймаю его, и свяжу, и приведу в стойбище на веревке, а он будет хныкать и просить отпустить его, Я даже посмеялся немного, беззвучно, про себя, как следует смеяться в осторожном лесу. Я представлял, как мы будем срезать с него кожу по лоскутам и спрашивать, зачем он пришел. А он будет кричать в голос, услаждая наши уши завывающей Песней Смерти. А потом мы медленно убьем его. И все соплеменники опять скажут — да, Музга великим охотник, самый великий, раз привел нам такую добычу…

Впрочем, от этих сладких мыслей я все равно не стал торопиться. Знал уже, что поличи не только коварные, по и сильные. Большой силой напали мы на деревянное стойбище их богов, убили большого и маленького шаманов, И где теперь наша большая сила? Третий, самый огромный шаман разъярился, схватил дерево, неподъемное человеку, и начал драться им, как взбесившийся от жары медведь. Где теперь Сати, Боляра, Огра, где маленький Тозья и горбун Лунзя? Нет их, умерли они там, у чужих богов, ушли охотиться в небесном лесу Ягилы. Даже богатырь Яши получил по голове бревном и долго полз потом по лесу, ничего не видя перед собой. До сих пор лежит в своем чуме могучий Яши, стонет от боли и страдает макушкой. Встанет он или нет, кто теперь знает?

Да, после этого нападения все наши воины стали сильно бояться поличей. Я подумал, тем более надо поймать одного из них, чтоб мы медленно убивали его и страх растаял в сердцах наших воинов вместе с его затихающими стонами…

Быстрыми шагами я побежал в сторону от следа, делая круг, чтоб не пропустить чужака. Петлять мне пришлось недолго, на третьем круге я напал на его свежий след и увидел, где можно устроить засаду на его пути.