Харлисс невесело хохотнул.

– Забавно! Я думал, ты проявишь большее любопытство.

У Джеммы волосы встали дыбом – а в наэлектризованной атмосфере комнаты вроде бы что-то сместилось.

– Что вы имеете в виду?

Харлисс посмотрел на нее глазами печальной собаки.

– Тебя ведь там сделали, разве не так?

Джемма смутно осознавала, что Харлисс продолжает говорить. У нее в груди как будто образовалась черная дыра, и теперь ее выворачивало наизнанку и медленно засасывало внутрь.

Ее создали в Хэвене.

В точности как ту девушку на болоте.

Джемма – не оригинал. Она тоже реплика. Клон.

Это невозможно, хотела заорать она. Она помнила свои младенческие фотографии с мамой в роддоме. А если они постановочные? Нет. Нельзя подделать ликование и изнеможение Кристины, пот у нее на лбу, выражение ошарашенной радости на лице.

Джемма открыла рот, пытаясь возразить Харлиссу, но голос ей не подчинился.

Вместо нее заговорил Пит.

– Это невозможно, – с ужасом произнес он, озвучивая мысль Джеммы.

Он посмотрел на Джемму, и она отвернулась. Она слишком окостенела, чтобы смущаться.

Наверное, Пит боится ее – а как же иначе?…

– Мне понадобилось немало времени, чтобы собрать факты воедино, – заговорил Харлисс. – Мне же нечем было заняться, пока я двенадцать лет сидел в тюрьме. Хотя, если честно, я заслужил наказание… Понимаешь, я работал у вас дома до того, как тебя привезли из Хэвена. Но я все испоганил. Подсел на одну гадость, которую мне подсунули. Я, в общем, был не в себе.

– Вы и сейчас не в себе! – выпалил Пит.

Если Харлисс и услышал Пита, то никак этого не показал. Он продолжал смотреть на Джемму в упор.

– Моя бывшая жена убиралась у вас. Твоя мама была тогда в скверном состоянии. Она только что потеряла ребенка. Синдром внезапной детской смертности. Бедной малышке исполнилось шесть месяцев.

У Джеммы захолонуло сердце.

– Что-что? – выдавила она. Она никогда не слышала, чтобы родители упоминали другого ребенка.

Но Харлисс продолжал.

– Эйми – моя бывшая – бывало, твердила: чудно, но хоть каким богачом ни будь, счастья за деньги не купишь. Когда Эйми забеременела Бренди-Николь, твоя мама часто сидела и держала руку на ее животе, чтобы уловить, как малышка брыкается. Она начала вырезать и подсовывать Эйми статьи из журналов – про то, как Эйми надо питаться, и про то, что нужно отказаться на время от выпивки и сигарет. Даже купила нам кое-какие вещички – кроватку, коляску, одежку детскую. Она совсем расклеилась. Врачи сообщили твоей маме, что она никогда не сможет забеременеть. Что-то такое случилось при первых родах.

Значит, существовал другой ребенок, ее сестра, о которой Джемме никогда не говорили. Кристина потеряла своего первенца. И где-то в глубине сознания Джеммы зародилась мысль и стала расти, как нарастают тучи, прежде чем взорваться грозой.

– Когда Бренди-Николь исполнилось десять месяцев, меня взяли за наркотики и на полтора года отправили в Джонстон. Это тюрьма находится недалеко от Смитфилда. За хорошее поведение скостили срок до года. Я вышел и в тот же день опять взялся за наркотики. – Харлисс коснулся своей шеи, словно изумился, что пульс до сих пор бьется и он жив. – Твой отец помог мне. Он был в курсе, что я сидел, но взял меня на работу. Я сказал ему, что завязал. Он мне поверил.

«Жизнь не дает вторых шансов». Не так ли всегда говорил отец? Но когда-то он считал иначе.

Был другой ребенок…

– А Эйми продолжала работать уборщицей. Тебя тогда уже привезли. Ты была всего на полгода младше нашей Бренди-Николь. Но твоей маме не нравилось, что вы играете вместе. А потом она никого не захотела к тебе подпускать. Мы думали, это из-за того, что она боится, как бы ты не заболела, как ее первый ребенок.

Первенец.

Оригинал. И она, Джемма – тень. Призрак, который обрел плоть.

– А Эйми все дивилась тому, что ты и твоя умершая сестренка могли бы быть настоящими близняшками. Правда, у той малышки, у Эммы, родинка на руке была. А я тогда особо ни о чем не задумывался и пропустил слова своей бывшей мимо ушей. Но позже я начал прикидывать, что к чему, и кое-что сообразил. Да уж, в конце концов я понял, почему твой отец вкладывал в Хэвен столько деньжищ.

Эмма. Ее сестра, действительно рожденная ее матерью. Кристина вынашивала ее девять месяцев. Джемма зажмурилась и подумала про Кристину, вспотевшую, уставшую и ликующую, с младенцем на руках.

Не Джемма. Эмма.

Все эти годы Кристина жила с напоминанием о первой, утраченной дочери. Эмма. Чудесное имя. И звучит гораздо красивее, чем Джемма. Эмма являлась оригиналом. Джемма – копией. Общеизвестно, что копии всегда хуже оригинала. Уж не поэтому ли мама подсела на таблетки? Пристик, клонопин, золофт… Целый арсенал фармакопеи – и все ради того, чтобы она могла забыться и выкинуть из памяти воспоминания об Эмме.

Ну а она, Джемма – монстр.

– Маска Франкенштейна, – произнесла Джемма и открыла глаза. – Вы подкинули в дом хэллоуинскую маску.

Как же тогда говорил отец по этому поводу? «Доктор Франкенштейн создал монстра, чудовище».

Джемма решила – он имел в виду, что она неуклюжая, болезненная толстуха. А он говорил это буквально.

Харлисс рванул воротник рубашки, и Джемма увидела крестик, вытатуированный у него слева на шее.

– Я взбеленился, – продолжал он. – Я хотел встретиться с твоим отцом наедине. Пришел к нему в офис. Он заявил, что если я появлюсь еще раз, он вызовет полицию. Дескать, я его преследую. Но ты должна понять. Я просто хотел получить ответы. Мне нужно было до всего докопаться.

Пит, выругавшись, встал.

– Что за бред? – он двинулся к двери.

Харлисс не попытался его остановить. Джемма подумала, что Пит может сбежать, однако он замер в одном шаге от двери.

– Джемма, он не в себе! – произнес Пит.

Джемма не стала утруждать себя ответом. Увы, Харлисс говорил правду. На самом деле все лишь теперь обрело смысл. Странное напряжение в отношениях между родителями – словно они существовали по разные стороны пропасти, некой тайны, расколовшей их мир надвое. Воспоминания Джеммы о той статуе и бесконечных визитах в различные клиники – возможно, у нее было слабое здоровье именно из-за того, что ее сделали в лаборатории. А вдруг это возмездие Господне людям, созданным столь неестественным способом? Он всегда старался демонтировать их.

– Что случилось с вашей дочерью – с Бренди-Николь? – хрипло спросила Джемма.

Харлисс стиснул руки. Казалось, что он молится, хотя побелевшие костяшки пальцев выдавали его с головой. Он сжал их до боли.