— Да кто он такой? Журналист (это слово научные работники произносили с оттенком пренебрежения)? А что он понимает в настоящей науке?

Но эти разговоры быстро закончились. Все увидели, что Примаков умелый организатор, а в академическом институте это редкость, потому что, как мне говорили его коллеги, «гениев много, а работать никто не умеет и не хочет». Он знал ближневосточный конфликт во всех его подробностях, во всех его скрытых и открытых сторонах, понимал подводные течения и взаимосвязи, со многими политиками, игравшими ключевую роль на Ближнем востоке, был знаком лично.

Иноземцев и Примаков переориентировали институт на оперативный политический анализ. Некоторые ученые упрекали их за пренебрежение серьезной академической наукой. Другие полагали, что они правы — важнее донести до руководства страны реальную информацию о положении в стране и мире.

Примаков не склонен к академической науке. Ему хотелось, чтобы институт давал практическую отдачу, это замечалось и поощрялось. Он перенес на Российскую почву разработанный западными учеными метод ситуационного анализа. Это мозговые атаки: собираются лучшие специалисты и предлагают несколько вариантов решения какой-то актуальной проблемы. Например, анализ ситуации на рынке нефти. Какие факторы повлияют на цены? Будет ли расти добыча? Как поведут себя Иран, Ирак, Саудовская Аравия?.. Обсуждение проходило за закрытыми дверями и не предназначалось для публикации, поэтому можно было высказываться относительно свободно. Это было приятной роскошью для настоящих ученых.

В конце декабря 1977 года Примаков был назначен директором Института востоковедения. В 1979 году Примаков стал по совместительству профессором Дипломатической академии, еще через десять лет — профессором Московского университета.

15 марта 1979 года его избрали действительным членом Академии наук. Это было ключевым событием в его жизни. Это пожизненное звание — вершина научной карьеры, свидетельство высокого социального статуса и некая гарантия материальных благ. Недаром советские партийные и государственные чиновники всеми правдами и неправдами пробивались в академию. Они понимали, что рано или поздно лишатся хлебного места в аппарате, но из академии их не исключат, и будут они получать высокую зарплату, смогут пользоваться машиной и академической поликлиникой. И вообще — одно дело пенсионер, тоскующий на лавочке у подъезда, другое — академик…

Примакова избрали академиком, когда ему еще не было и пятидесяти. Некоторые из коллег, впрочем, отнеслись к его избранию весьма скептически, не считая его научный вклад столь уж значительным. Другие спокойно отвечали на это, что Примаков, как и Николай Иноземцев, и Георгий Арбатов, и многие другие, стали академиками в первую очередь по праву директорства в крупном академическом институте. Это одно из правил игры в учреждении, которое называется Академией наук.

После смерти академика Иноземцева ИМЭМО возглавил Александр Яковлевич Яковлев. В июле 1985 года он возглавил отдел пропаганды ЦК и оставил институт. Уходя, Яковлев позаботился о том, чтобы директором ИМЭМО стал академик Примаков.

— Я предложил Примакова, — вспоминал Яковлев. — Но не все были согласны с его кандидатурой. Нет, не все. С некоторой настороженностью отнесся Комитет госбезопасности. В то время все эти назначения согласовывались. Они в КГБ не то что были откровенно против. Они, скажем так, считали, что другие кандидатуры лучше…

Говорят, что директором ИМЭМО хотел стать сын Громыко. Горбачев был в долгу перед старшим Громыко, но директором в ноябре 1985 года все-таки сделали Примакова. Яковлев умел настоять на своем. Напрасно говорят, что нельзя дважды вступить в одну и ту же реку. Примаков вернулся в ИМЭМО, но уже в роли директора. В институте он всех знал. А как отнеслись к его возвращению?

— К нему лучше относились, когда он стал директором, чем когда он был заместителем, — рассказывал Герман Дилигенский, главный редактор журнала «Мировая экономика и международные отношения». — Евгений Максимович принадлежит к числу людей, которые лучше всего себя проявляют, когда становятся полновластными хозяевами.

Его талант, его способности — это способности менеджера. Сила его в том, что он может организовать, собрать людей. Он не исследователь-одиночка. Такие люди тоже есть. Он на них опирался. Не помню никого, кто был явно им недоволен. Он способен и командовать — все необходимые для этого качества у него есть. Но умеет и выслушать людей. У него неплохой вкус в смысле подбора кадров. Примаков знает, как расположить к себе коллектив, он заставляет подчиненных работать, но и заботится о них. Я бывал с ним в заграничных командировках, он общителен, задушевен в личном общении.

— Насколько точно он представлял себе картину мира? Что было для него важным — его любимый Ближний Восток?

— Многие годы работы в институте, я думаю, обусловили то, что горизонты у него глобальные, — считал Дилигенский. — Институт такой. Примаков давно перерос из региональщика в международника широкого профиля. Он, когда пришел директором, подчеркнуто отодвигал от себя ближневосточные сюжеты. Занимался больше глобалистикой, разоружением.

— Он подбирает свою команду и повсюду расставляет своих людей? Или умудряется мобилизовать весь коллектив, не устраивая перетрясок?

— У него нет такого: это моя команда, все остальные не считаются, — ответил Герман Дилигенский. — Не помню, чтобы при Примакове были какие-то привилегированные группы или отделы. Но есть люди, которым он доверяет. Причем это не связано с личными пристрастиями. Я знаю коллег, которые не имели с ним никаких личных отношений и которых он очень продвигал. Просто ценил их деловые качества и доверял их оценкам.

Но вряд ли можно позавидовать человеку, который встал бы к нему в прямую оппозицию. Довольно проигрышная ситуация. Некоторые говорят даже сильнее: Евгению Максимовичу нельзя становиться поперек дороги. У него железный характер. Есть люди, которые ушли из института и жаловались на жесткость Примакова.

— Как считали в институте: его стремительная карьера связана с его личными достоинствами, или кто-то ему явно благоволил и подтягивал вверх?

— Евгений Максимович — это человек, который обладает гениальным даром завоевывать расположение, и особенно наверху. Я думаю, его карьера — результат его личных способностей.

— В чем секрет этого дара? В умении говорить, предложить хорошую идею?

— Я думаю, в умении показать свою полезность, в том числе в выдвижении идей. Это и деловые качества, и такие трудно описываемые способности, как умение общаться с людьми, в частности, с начальством.

Примаков заменил Иноземцева не только в кресле директора, но и в роли советчика и консультанта высшей власти. И весь институт, возглавляемый Примаковым, стал работать на политическую линию нового генерального секретаря. Причем эта работа делалась с удовольствием — Горбачев нравился научной интеллигенции.

26 февраля 1987 года на заседании политбюро Горбачев говорил о необходимости менять внешнюю политику, активно действовать по всем направлениям: