Широко зевнув, я потянулся и, сделав пару разминочных движений, резко сел. От быстрой смены движения закружилась голова. Болезнь ушла, но слабость осталась, поэтому под присмотром врачей я стал нагружать себя физкультурой. Выйдя наружу, посмотрел на пробегавшего мимо и козырнувшего бойца с ведром. Проводив его взглядом, посмотрел на стоявшее в зените солнце и, потерев небритую щеку, вернулся в землянку. После всех процедур, свежепобритый и умывшийся, я был в штабе.

Создавая оперативный штаб, я рассчитывал, что сгружу со своих плеч командование группировкой, и мои ожидания оправдались на все сто процентов. Фактически теперь я выполнял только административные функции, но все равно отслеживал все, что решил штаб. Некоторые приказы приходилось тормозить, они были… несколько шаблонными, немцы прочухали бы. Основную мысль, что все должно быть необычным, штабным я вложил, теперь с интересом смотрел на результаты.

— Докладывайте, что у нас нового? — приказал я Иванову.

Отпустив летчиков, которым он давал вводную на разведку, мы уже сутки наблюдали за движением от Варшавы какой-то пехотной части. Судя по количеству солдат, двигавшихся по параллельным дорогам, к нам шла полнокровная пехотная дивизия. Это примерно соответствовало стрелковому корпусу Красной Армии по количеству людей и вооружению ну или двум советским стрелковым дивизиям, что было более верным. Бомбить ее я пока запретил, вот когда подойдут поближе, чтобы артиллерия доставала…

Сейчас у нас, конечно, появился дополнительный ресурс — захваченные мобсклады — это оружие, боеприпасы, снаряжение и продовольствие, а концлагеря дали нам сверхмотивированных бойцов, которых нужно просто за пару дней откормить и переодеть, попутно проверяя их и комплектуя боевые части с учетом их военных специальностей, — на все про все именно те самые два дня, за это время немецкая дивизия дойдет до Буга.

Впрочем, еще два-три дня нужно на легкую дрессировку, но большинство надо рассовать по уже имеющимся боевым частям, но не более пятидесяти процентов в каждое подразделение — в идеале надо, чтобы распихивали на уровне отделения, и тогда они воспримут наши новации даже без учебы. В принципе пришлось расформировать части и сформировать на их основе четыре мотострелковых бригады. Также отдельный танковый полк, три минометных полка, четыре отдельных артиллерийских дивизиона, два автобата и еще несколько частей.

Это сильно озлобленные люди, а шансов выжить не много, поэтому надо ставить на эту их озлобленность и жажду мести. Так что, инструктируя политработников, говорил — говорить надо честно и обидно, что облажались все от простого красноармейца до генерала, потому что самоуспокоились, перестали изнурять себя боевой учебой и сами засрали себе мозг сказками о немецких рабочих-братьях. Реально же немцы оказались бойцами лучше их, и есть всего несколько дней на подготовку ко второму шансу, и это реально, потому что освободили их такие же окруженцы, организованные в войско и располагающие самым главным — хорошими командирами и оружием.

Политработники говорили им, что терять им теперь всяко нечего — они уже все практически умерли, но им дается еще одна попытка, что они и сами поняли — их вынули из перспективы смерти от голода и болезней и дали шанс отомстить за свои мучения, умереть за Родину.

Крики политработников, что все как один умрем за Родину, меня несколько забавляли. Нет, я не подонок, и слово Родина для меня не пустой звук. Но у них государство и Родина — это одно и то же. Синонимы. Для меня нет. Не нужно совмещать несовместимое. Родина — это моя страна, поля, реки, земля, как в детском стишке из «Брата-2»:

Я узнал, что у меня

Есть огромная семья.

И тропинка, и лесок,

В поле каждый колосок,

Речка, небо голубое —

Это все мое, родное.

Это Родина моя.

Всех люблю на свете я…

Государств было-будет много, Царская империя, Временное правительство, Союз, Российская Федерация. Все это было или еще будет, для меня они ничто. Родина — это да. Она всегда со мной, в душе.

— Все идет согласно плану. Заканчиваем вооружать вновь сформированные бригады. Сейчас они занимают позиции согласно приказу.

— Что с немецкой дивизией?

— Передовые части подошли к Бугу. Авианаводчики доложили, что можно стрелять, дотянемся.

— Хорошо, можете начинать.

— Пока рано, товарищ полковник, — отрицательно мотнул головой Иванов, — не все подразделения вышли на намеченные позиции. Авиация готова, но два дивизиона еще на марше.

— Как определитесь со временем, так и откройте огонь. Артиллеристы довольны? Жалоб нет?

— Не было, радиостанций и радистов получили согласно штатам. Вооружение тоже. Даже с переизбытком. Свободных радистов отправили в команды глушения эфира.

— Ясно. Гости когда будут? Сообщение получили?

Эфир мы глушим не все время, в специально отведенное время. Это обычно ночью идет перерыв, через который мы обмениваемся шифровками с Большой землей.

— Сегодня четвертым самолетом в четыре часа ночи прибудут.

— Ну сперва они проверяющих пришлют. В штабах у нас очень подозрительные люди сидят, но все равно встретить их как положено. Что с зенитками?

— Сформированы еще четыре батареи. Формируются еще восемь, но орудий к ним пока нет, мастерские не успевают их делать. Проблемы со станками. Кстати, во время учебы одна из батарей открыла огонь по прорвавшемуся на бреющем «мессеру» и сбила его. Случайность, но факт.

— Часто летать стали?

— Истребительные части быстро реагируют на сообщения наблюдателей… но да. Стали появляться. Видимо, подтянули летную часть.

— Выясните, где она, и уничтожьте.

— Есть.

— Продолжайте работать, товарищ полковник, я пока в стороне посижу, сводки изучу. Через полчаса приготовьте мне машину, хочу объехать части, познакомиться с людьми.

— Хорошо… Корнилов! Что у нас там по броду на реке? Где схема минирования?..

— Товарищ комиссар, подлетаем, пристегнитесь, — вывел из дремоты прозвучавший едва слышно за ревом двигателей голос штурмана, потрепавшего комиссара за плечо.

Полет занял три часа, вместо прямого полета летели почему-то зигзагами, меняя маршрут.

Дивизионный комиссар Мартынов осмотрелся. При тусклом свете лампочки, что зажег штурман, было видно людей в салоне. Из пяти человек комиссии, что направлялись к «партизанам», как их метко обозвал сам товарищ Сталин, не спал никто. Из присланных специалистов спали четверо бойцов осназа, направляющихся по заявке «партизан».

Повозившись на жесткой и неудобной лавке, «юнкере» был транспортный и не рассчитывался на перевозку пассажиров, комиссар снова прокрутил тот день, когда его вызвали в Кремль. Сперва с ним разговаривал генерал армии Жуков, коротко введя в курс дела.