Васильев дал ему минуту, чтобы высказаться, затем кивнул Петренко, и тот с удовольствием отвесил товарищу подполковнику сочную оплеуху. Подполковник заткнулся, но взирал на своих врагов с такой ненавистью, что, будь у нее, ненависти, температура, Петренко с Васильевым мгновенно превратились бы в пар.

– Вы оба – убийцы,– сказал Васильев.– Но для таких, как вы, закона не существует, потому что вы и есть закон, верно, Михаил Геннадиевич?

– Что за чушь ты несешь! Да кто ты такой?

– Моя фамилия – Васильев. Васильев Валерий Витальевич. И если я еще жив, то исключительно из-за вашей оплошности, Михаил Геннадиевич.

– Вот это точно! – буркнул Харитонов.– По крайней мере теперь я понимаю, что происходит. Что вам нужно? Чтобы я попросил Горшкова оставить вас в покое? Хорошо, я это сделаю. Давайте телефон.

Васильев достал сотовик, набрал продиктованный номер и приложил трубку к подполковничьему уху.

– Это я,– сказал Харитонов.– Да, кто же еще! Значит, слушай: все, что по «Наследству», сверни и просьбу мою забудь. Почему? Так надо. Все, конец связи!

Васильев спрятал трубку.

– Ну, ты доволен? – начальственно произнес Харитонов.– А теперь развяжите меня!

– Минутку,– возразил Валерий.

Он достал из кармана капсулу из толстостенного стекла. В капсуле плескалась зеленоватая жидкость. Около пятидесяти миллилитров.

– Вы оба знаете, что я по специальности химик,– сказал он.– Вот здесь – бензольный раствор отравляющего вещества общего действия. Его химическая формула вам вряд ли интересна, зато, вероятно, интересно, что именно подразумевается под «общим действием»? Верно? – Он сделал паузу. Слушали его очень внимательно.– Если я сейчас брошу эту штуку на пол,– продолжал он,– растворенный в бензоле препарат начнет понемногу улетучиваться. Понемногу, поскольку здесь довольно холодно. Вряд ли вы почувствуете его воздействие раньше, чем через десять—пятнадцать минут, но почувствуете обязательно. Сначала это будет жжение слизистых оболочек: глаз, носоглотки, горла, легких, потом, по мере проникновения препарата, жжение превратится в острую боль, которая будет продолжаться до тех пор, пока поверхность легких не будет, как пишут в учебниках, «существенно разрушена». Тогда вы оба умрете от удушья. Но произойдет это не скоро. Думаю, не раньше, чем через три-четыре часа с того момента, как я разобью капсулу. А может быть, и через сутки – это зависит от очень многих факторов, в частности, от сопротивляемости вашего организма. В любом случае вы умрете. Даже если вам повезет и вас найдут раньше, чем вы испустите последний вздох. Последствия действия препарата необратимы. Я понятно излагаю?

– Вполне,– кивнул Николай Николаевич.– Очень поэтично.

Его самообладание уже начало импонировать Васильеву.

– Вы же мне обещали! – возмущенно заявил Харитонов.

– Разве? – Васильев поднял бровь.– Сашок, разве я что-то обещал?

– Не припомню,– Петренко ухмыльнулся.

– Еще минутку внимания, пожалуйста,– попросил Валерий.– Спасибо. Капсула – это одна из двух альтернатив. Есть и вторая.– Он выдержал паузу, но слушатели от вопросов воздержались.– Итак,– продолжал он,– вторая альтернатива. Она тоже не очень приятна. Но зато, если вы выберете ее, то один из вас выйдет отсюда живым, а второй, хоть и умрет, но зато куда менее болезненно.

– А третья? – хладнокровно спросил Николай Николаевич.

– Третьей, к сожалению, нет,– Васильев развел руками.– Лично мне вы, Николай Николаевич, значительно более симпатичны, чем ваш партнер,– он кивнул на Харитонова.– Но человек, убивающий во имя идеи, так же виновен, как и убивающий из-за денег.

– Я никого не убивал! – воскликнул Харитонов, и в его голосе отчетливо слышались панические нотки.

– Собственноручно, возможно, нет,– согласился Васильев.– Но это не так важно.

– То есть как это не важно?!

– А так,– Валерий улыбнулся.– Вы готовы выслушать вторую альтернативу или предпочитаете эту? – Он взболтнул жидкость в капсуле.

– Говорите, Валерий,– мягко произнес Николай Николаевич,– мы слушаем.

– Очень хорошо. Вторая альтернатива проста. Сейчас мы вас развяжем и оставим наедине. Времени у вас будет примерно полчаса. За это время один из вас должен убить другого. Помогут вам эти предметы,– он тронул ногой два обрезка водопроводной трубы примерно по метру каждый.– Если через полчаса один из вас не будет мертв, мы вернемся к первому варианту,– он встряхнул капсулу.– То же произойдет, если вы попытаетесь поднять шум или выбраться наружу. Стены здесь – из пятимиллиметрового стального листа, место достаточно удаленное, так что если вас даже услышат и освободят, будет уже слишком поздно. Все понятно?

– Понятно,– проворчал Харитонов.– Я согласен.

– Я тоже,– кивнул Николай Николаевич.

– Отлично. Сашок, развяжи их. А теперь мы удаляемся.

Они вышли из секции, задвинули снаружи засов, затем очень тихо поднялись наверх. Там они заранее набросали тряпок, чтобы железо не гремело от каждого шага, и просверлили два отверстия.

– Сашок,– прошептал Васильев.– На кого ставишь?

– На нашего,– тоже шепотом ответил Петренко.– Ментяра, конечно, в два раза больше, но он в начальничьих креслах жопу наел, а наш, он шустрый.

Петренко достал видеокамеру, настроил ее так, чтобы в объектив попадало все нижнее помещение, и зафиксировал штатив.

– А я тебя знаю,– сказал Харитонов, энергично растирая запястья.

– Я тебя тоже,– ответил Николай Николаевич.– Что будем делать?

– Насчет отравы он не брешет?

– Не думаю,– спокойно сказал Николай Николаевич.– Но есть старое солдатское средство: помочиться на тряпку и дышать. Противно, но эффективно. А тем временем…

– А если они нас просто пристрелят?

– А что мы теряем? – Николай Николаевич пожал плечами.– Знаешь, я уже не в том возрасте, чтобы устраивать гладиаторские бои. Да и ты тоже.

– Пожалуй,– Харитонов оценивающим взглядом окинул собеседника. Тот не выглядел Геркулесом: средний рост, вес, средняя комплекция. Харитонов на полголовы выше, а тяжелее килограммов на пятьдесят. Но собеседник явно поддерживает себя в форме, а Харитонова эта кабинетная работа совсем сквасила. Вот лет двадцать назад… Хотя… Вот он наклонился, выбирает тряпку. Если сейчас… Но где гарантия, что эти отморозки Харитонова отпустят?

Николай Николаевич сделал быстрое, почти незаметное движение, и обрезок трубы оказался у него в руке.

– Эй! Ты что делаешь? – заорал Харитонов и ринулся вперед.

Стремительный выпад – и стальная труба звонко треснула его по голени.

Наверху, над головами «гладиаторов» тихонько загудела камера, но они звука не услышали. Не до того.