— Как я и сказала, в последнее время мы не общались.

Леонор что-то подозревает. Нужно соображать быстрее.

— Для него безопаснее сдаться. Вся чикагская полиция ищет его.

— Я уверена, в конце концов он сдастся.

В конце концов? Зои поняла, о чем идет речь.

— Когда закончит лечение?

Леонор обдумывала ее слова. Потом ответила:

— Не знаю. Тем не менее вряд ли в тюрьме он получит необходимое лечение.

Бентли чувствовала: ей известно, где скрывается Гловер. Она должна понимать, кого защищает.

— Вы знаете, откуда у него деньги на лечение?

Леонор наморщила лоб:

— Нет. Повторяю: мы не общались в последнее время.

— Он продает в Даркнете фотографии. Снимки своих жертв.

Зои открыла сумку и вынула фотографии. Одну за другой она выкладывала их на стол.

— Это Ширли Уоттенберг. Она умерла в двадцать два года. Дэниел ее изнасиловал, задушил и бросил в канаве, словно мусор. Но сначала сделал этот снимок.

Леонор с отвращением отпрянула.

— Вы мне солгали. Вы уже осудили Дэниела.

— Лжет вам только он. И вы это знаете. Вот Кэтрин Лэм. Взгляните. Его рук дело. Он продал фотографию в Сети.

Леонор застыла.

— Я хочу, чтобы вы ушли. Убирайтесь! Сейчас же!

Зои поняла, что промахнулась. Нужно сохранять хладнокровие. От Леонор можно чего-то добиться. Обратного пути нет. Бентли положила на стол снимки Генриетты Фишберн. Леонор мельком посмотрела на них, краска схлынула с ее лица.

— Генриетта. — Зои указала на снимок. — Это сделал Дэниел. Его на самом деле зовут Род Гловер. Расскажите все, что знаете. Его надо остановить, пока не пострадал кто-то еще.

Леонор покачала головой и закрыла глаза. Ее губы дрожали, будто она боролась с подступающими рыданиями.

В ванной спустили воду, вскоре в дверях появился Тейтум. Он посмотрел на Зои; та в ответ лишь начала собирать со стола фотографии.

— Позвоните, если передумаете. — Бентли положила перед Леонор свою визитку и встала.

Леонор порывалась было что-то сказать, но вместо этого лишь отвела глаза.

Зои вышла из дома, ругая себя на чем свет стоит. Ведь подобралась так близко! Найди она правильные слова, правда вышла бы наружу. Зои хотела расположить к себе Леонор, а вместо этого, как обычно, лишь оттолкнула…

— Патрик, судя по всему, в церкви. — Тейтум нажал на кнопку брелока, отпирая машину. — Поехали туда. Если потребуется, отвезем их обоих в участок и посадим в разные комнаты для допросов.

Зои кивнула, садясь в пассажирское кресло. Она неотрывно смотрела в окно Карпентеров, пока автомобиль отъезжал.

— Гловер рассказывал Леонор обо мне. Уверял, что мы поддерживаем теплые отношения.

— Гловер любит врать. Он говорит людям то, что они хотят слышать, как тебе известно.

— Зачем ему вообще говорить обо мне?

Тейтум вздохнул.

— Слушай, вечно тебе нужно найти всему объяснение… Только знаешь, что? Иногда причины нет. Гловеру захотелось поговорить о тебе, вот он и поговорил. Естественно, назвал тебя лучшим другом — ему ведь нужно выставить себя в выгодном свете…

— Ага.

Некоторое время они ехали молча.

— Зря ты показала ей фотографии. В ее-то состоянии…

— Она что-то знает. Я пыталась ее разговорить.

— Тем не менее фотографии мертвой подруги — это уж слишком. Если Леонор пожалуется в полицию…

— Не очень-то она грустит о мертвой подруге, — вспылила Зои. — Едва взглянула на фото. Снимок Генриетты расстроил ее гораздо больше.

Она вспомнила тот момент. Как Леонор мгновенно побледнела. На ее лице — ни отвращения, ни удивления, только…

Страх.

— Ну, лично я ее не виню, — рассуждал Тейтум. — Если бы мне сунули под нос…

— Разворачивай машину! — выпалила Зои.

— Что? Зачем?

— Леонор смотрела не на Генриетту, а на руку!

Бентли достала фотографию. Генриетта Фишберн задыхается, галстук держит рука душителя. А на ней — длинные красные царапины.

Леонор их уже видела. Вот что ее так напугало. Она видела царапины на руке Гловера и поняла, кто душит Генриетту.

Значит, Леонор встречалась с ним совсем недавно. Возможно, он в доме Карпентеров прямо сейчас.

Пока не услышала, как отъезжает машина, Леонор не двигалась. Раньше выражение «застыть на месте от страха» казалось ей метафорическим. Теперь она поняла: бывает страх такой силы, что тело перестает слушаться.

Леонор убеждала себя, что у нее разыгралось воображение. Она ведь едва взглянула на фотографию. Может, царапины — всего лишь отсветы… А если и нет, это еще ничего не значит. Мало ли откуда берутся царапины… Леонор достаточно было почесать руку, работая в саду.

И все же… три длинных царапины… Такие же, как на руке Дэниела…

Леонор спрашивала его, и он тогда объяснил, что лекарства от рака сушат кожу, и иногда он во сне расчесывает себя до крови.

Такое разумное объяснение, мгновенно, без колебаний… Если б он врал, не смог бы придумать ложь так быстро. Леонор даже одолжила ему свой увлажняющий крем, и Дэниел уверял, что ему уже помогает.

Она вспомнила его серьезное лицо, когда он рассказывал про сухость кожи, а потом рассмеялся, когда понял, что чесал руку в тот самый момент.

Так хорошо врать не умеет никто. Невозможно.

Дэниел никогда не скрывал, что жил с Терренсом Финчем. Он в первую очередь сообщил это, позвонив Патрику. Живя с Терренсом, он вскоре понял, что тот замешан в чем-то незаконном. Сказал, что Терренс ведет себя непредсказуемо. Сказал, ему нужно где-то остановиться на несколько дней до следующего сеанса лечения. Когда они узнали, что Терренс арестован по подозрению в убийстве Кэтрин, Дэниел винил себя. Говорил, что должен был заметить. В его глазах — лишь боль и стыд.

Теперь Леонор задавалась вопросом: Терренс действительно убивал женщин, а Дэниел жил у него и ни о чем не догадывался?

Задушенную девушку фотографировал не сам убийца. Значит, если снимки делал Финч…

И эти три царапины.

Леонор жалела, что смолчала при агентах. Надо было выдать Дэниела. Или предложить ему дать письменные показания в участке. Или попросить подождать возвращения Патрика.

А теперь она в доме наедине с Дэниелом. Да, Леонор его изучила, он добросердечный человек, и все же…

Царапины не шли у нее из головы.