— Жо не за что на тебя сердиться, Мимин, — сказала Элизабет просто. — Я ему об этом говорила. Он выпил полбутылки джина, потом еще пива. Бедный мой Жо! Он был таким хорошим работником, таким хорошим мужем! Я уже жалею о том, что ты научилась петь, дорогая. Эти грандиозные проекты совсем свели его с ума!

Эрмин не осмеливалась ответить. Она без конца поглядывала в окно, боясь увидеть разрывающие ночь языки пламени.

Симон силой усадил мать на стул. Элизабет дрожала всем телом. Она положила руки на едва округлившийся животик.

— У меня нет больше сил, дети мои, — призналась она. — Собирай вещи, Мимин, и переходи жить к Лоре. Мне все равно, что закон на стороне Жо. А я хочу вернуться к родителям в Шамбор. С тех пор как закрылась фабрика, Жо сам не свой. Сегодня вечером он отхлестал Эдмона по щекам за то, что тот пролил немного супа на скатерть. Если он поднимет на меня руку, я уеду.

— Грязное животное! — сказала Эрмин тихо. — Когда я была маленькой, я его боялась, и не без причины. И сегодня я испугалась, Бетти. Жозеф расстегивал ремень, это было ужасно!

— Моя бедная крошка! У меня сердце разрывается, когда я это слышу! — воскликнула Элизабет.

Девушка посмотрела на хозяйку дома. Лицо Элизабет было словно восковое, глаза обведены сиреневыми кругами. Сердце ее замерло от жалости. Эрмин подошла и погладила лоб молодой женщины.

— Ты заслуживаешь лучшего мужа, чем Жо, Бетти, дорогая, — сказала она. — Не расстраивайся так сильно, Симон пришел вовремя. Скоро все это забудется.

— Уходи к матери сегодня же, Мимин! — продолжала настаивать Элизабет. — Лора позаботится и о тебе, и о твоей карьере. Завтра я все расскажу аббату Деганьону и мэру. Они сурово отчитают Жо, они его вразумят. Он дорожит своей репутацией и не будет больше устраивать скандалов.

— Нет. Я хочу остаться с тобой и помогать тебе, по крайней мере, до рождения ребенка, — твердо сказала Эрмин. — Ты выглядишь усталой.

— Да, я и правда очень устала. Пойду-ка я спать, хотя сердце у меня не на месте. Поведение Жо мне противно.

Симон отвел мать на второй этаж. Эрмин убрала со стола, вымыла посуду и подмела в кухне. Она часто выглядывала в окно, чтобы убедиться, что нигде ничего не горит.

«Это было бы ужасно, если бы Жозеф и вправду решился поджечь дом, — думала она. — Мама так рада, что наконец переехала! Но она, конечно, не сгорит в огне. Селестен и Мирей ее спасут!»

Как и многие жители Квебека, Эрмин панически боялась пожаров. Невозможно было стереть из памяти день, когда они с Симоном с плотины на реке Уиатшуан смотрели, как горит церковь. Рассказывали, что единственная в Валь-Жальбере гостиница[52]тоже в свое время пострадала от пожара.

«Мне в 1918 году было только три года. Конечно, все, что сгорело, быстро отстроили, но множество личных вещей пропало безвозвратно…»

Беспокойство ее не ослабевало. Наконец сверху спустился Симон. Вид у него был встревоженный.

— Пойду поищу отца, — сказал он. — Мама боится, как бы он не наделал глупостей.

— О чем ты говоришь?

— Как бы он не повесился на потолочном брусе на фабрике! Он забрал с собой ключи. У отца плохой характер, он скор на расправу, но при этом, что удивительно, у него есть совесть. Я знаю, сегодня вечером он приставал к тебе. Поверь, Мимин, завтра утром он будет умирать от стыда. Может, даже раньше.

Девушка едва удержалась от реплики: «Я бы удивилась, если бы ты оказался прав». Симон был искренне обеспокоен.

— Иди поищи его, а я подожду, пока ты вернешься.

Девушка смотрела, как Симон уходит. Он был старше ее на полгода — сильный, мускулистый, черноволосый, с красивым мужественным лицом. Несмотря на его юный возраст, на подбородке пробивалась густая щетина. Перед тем как исчезнуть за дверью, юноша остановился и дружески ей подмигнул.

«Он намного добрее, чем его отец, и все-таки мне не нравится. Даже будь он последним мужчиной на земле, я бы не хотела стать его женой. Хотя, наверное, я преувеличиваю…»

Эрмин присела за стол и принялась листать вчерашнюю газету. Думы ее свелись к одному — как непредсказуемо и загадочно женское сердце.

«Почему Тошан очаровал меня одним-единственным взглядом, одной-единственной улыбкой? Почему люди тянутся друг к другу несмотря на то, что все против их союза? Взять хотя бы Ханса Цале. Я вижу, с какой нежностью он на меня смотрит. Возможно, он влюблен в меня. Но я люблю моего Тошана, и никого больше!»

Она снова и снова повторяла про себя имя возлюбленного. Оно звучало непривычно, ведь Эрмин с детства окружали мужчины с традиционными французскими или английскими именами.

«Хотя встречались и необычные имена. Бывшего мэра, того, который в годы моего детства был хозяином универсального магазина, звали Велли, Велли Фортен. А вот у Бетти все сыновья получили традиционные имена — Симон, Арман, Эдмон…»

Чтобы успокоиться, девушка продолжала вспоминать, какие ей довелось слышать имена. Когда очередь дошла до имени Онезим, со второго этажа донесся пронзительный крик боли.

— О нет! Господи, нет! — кричала Элизабет.

У Эрмин кровь застыла в жилах. Несколько секунд она не могла пошевелиться, потом бросилась вверх по лестнице. Арман стоял посреди коридора в пятне света.

— Это мама кричит, Мимин! Что с ней?

— Вернись в спальню и успокой Эдмона, я слышу, он уже плачет! — приказала девушка, подталкивая мальчика к двери.

Она вошла в спальню четы Маруа. Элизабет корчилась от боли на смятых простынях. Под ней расплывалось пятно крови.

— Эрмин, мне плохо! Эрмин, я теряю ребенка! Снова, снова теряю моего малыша! Почему, Господи, почему?

Растрепанная, с блуждающим взглядом, молодая женщина с трудом переводила дыхание. Вспомнив о приличиях, она попыталась натянуть одеяло на обнаженные ноги.

— Чем я могу помочь тебе, Бетти? — пробормотала девушка. — Скажи, прошу!

— В поселке нет повитухи, нет доктора! — выдохнула Элизабет. — Из меня вытекает слишком много крови. Это началось так внезапно! И мне больно, очень больно!

— Успокойся, Бетти, — попросила Элизабет. — Ты вся в поту! Симон побежал искать Жозефа. Лишь бы он его нашел!

— Твоя мать, Лора… Сходи к ней! Может, она позвонит доктору Демилю, из Роберваля он доедет быстро. Мимин, мне страшно умирать! Когда мне было шесть лет, наша соседка в Шамборе умерла точно так же, от потери крови. Я была почти на четвертом месяце. Я хотела девочку, маленькую милую девочку, мою родную, потому что я знаю: ты скоро уедешь…