— А ты ещё кто такой? — Измученный охранник с недовольным лицом появился неожиданно.

— Он тот кого ждут. — Костя стоял сзади и всем своим видом дал понять, что так оно и есть.

— Почему так долго, где вы столько времени были? Её уже доставили. Вы что на машине, а где вертолёт? — Симаков с почерневшим лицом, усталый, измотанный в помятом костюме шёл навстречу.

Очень быстро в вестибюле центра воцарилась тишина, все собравшиеся смотрели на вошедшего мужчину.

— Добрый день, я Николаенко Настя, а это Лубнин Алексей, мы будем вашими ассистентами. Операционный блок уже готов, вам наверное необходимо ознакомиться с медицинской картой пострадавшей?-

Услышав знакомые термины в голосе молодой женщины, Евгений почувствовал в себе силы. Уверенность возвращалась к нему, превращая его из обыденного посетителя, в специалиста международного уровня. Вобрав в себя воздух смешанный с запахом медицинского центра, а это был неповторимый специфический тандем слабого купажа: обеззараживающий раствор, фурацилин и запах стерильных перевязочных материалов — он вдруг понял, чего от него ждут все, кто находился на первом этаже.

— Я на тебя надеюсь. — Сказал Женя.

— Я не подведу. — Костя был невозмутим и спокоен.

— Я хочу увидеть медкарту с последними обследованиями головного мозга. Расшифровку МРТ, СКТ за последние полчаса, а также общий анализ органического материала.-

В сопровождении двух специалистов он ушёл в операционный блок. Толпа в недоумении, и в полной тишине смотрела ему вслед.

Волна адреналина накрыла Евгения в тот самый момент, когда медсестра одевала ему операционный стерильный халат зелёного цвета. Он слышал как позади него стоит бригада врачей и медсестёр, без которых ему, увы не обойтись, они молчали и ждали когда он сделает первый шаг. Такова традиция, по которой ему же и первому входить, ему также предстоит сообщить родственникам, близким или друзьям либо страшные слова горькой правды, либо поселить в их сердцах надежду. Сердце, увеличивая число ударов, постепенно подняло давление, прогоняя через всё тело приятный холодок озноба с мурашками. Давно забытое, но от того такое желанное чувство предстоящей сложной операции, оно скоро исчезнет превращая обычного человека в профессионала, без права на ошибку.

— Евгений Олегович в операционную с телефоном запрещено.-

— Вы правы Костя, я совсем забыл. — Соврал Калиников, и в последний раз с надеждой посмотрел на тёмный экран телефона. Вестей из кардиологического центра не было. Прикоснувшись к зелёной кнопке на щитке, Женя громко и чётко произнёс:

— Открыть операционный блок. Время начала операции тринадцать двадцать.-

Электронное табло зелёным цветом отсветило девятнадцать ноль-ноль. В коридоре перед операционным блоком находилась толпа людей, и каждый словно робот периодически поднимал голову, удостоверяясь, что оно работает, так же отсчитывая время. Толпа заполнила весь коридор, а те, кому не хватило места, ожидали на большой лестничной площадке, между третьим и четвертым этажами. Впереди возле железной двери сидел Симаков, только ему одному принесли удобное кресло, но даже в нём он не мог расслабиться. Со вздутыми на шее и лбу венами, сгорбленный, постоянно щёлкающий суставами пальцев, отбивающим дробь то одной, то другой ногами он неустанно смотрел на красную надпись «Не входить, идёт операция». За ним находились молодые женщины и мужчины, среди которых Света и Катя с мужьями. Виталик в сопровождение почти десятка крепких парней, все они работали в службе безопасности у Ольги. Лаптева Наташа в окружении молодых людей, приехали как только узнали, предварительно прекратив работу в бутиках модной одежды, спа-салонах и фитнес центре «Рубин». На лестничной площадке прижатая к перилам стояла Марго, у неё не было возможности пробиться к подругам. В измотанных, изнуряющих ожиданием лицах, угадывались и сотрудники центра, кто-то был в белом или зелёных халатах, а кого-то невозможно было отличить от общей массы. Ожидавших с уверенностью можно было разделить на два лагеря, одни ждали результатов операции, другие хотели увидеть его, но лишь одного. Общее что объединяло всех так это ожидание, они ждали, ждали и ждали. Когда на табло высветилось девятнадцать сорок, к Симакову пробился Костя. Он нёс на руках опухшую от слёз Александру.

— Ты? А ребёнок зачем?-

— Это Саша, его дочь, я обещал ему присмотреть за ней.-

— А? Ну да, ну да.-

Сидя в кресле, Симаков не видел и не слышал никого вокруг. Он замкнулся в себе настолько, что стал рассуждать и разговаривать сам с собой.

«Как так? Почему сегодня? Почему именно на этом месте, где пять лет назад она перевернулась на своём автомобиле? Злая ирония судьбы! В тот раз всё обошлось, на ней не было ни царапины, а автомобиль всмятку, сейчас тоже самое, на ней ничего, а автомобиль в лепёшку, но она в коме. Таня меня не простит, если что-то с ней случится. Я…я ей обещал.»

Никто не заметил, как погасла красная надпись, но все услышали, как упало кресло от резко вскочившего Симакова. Воцарилась полная тишина. В спёртом, душном мареве слышно было как работала вентиляция, стоящий рядом слышал как часто от волнения дышит его сосед, а сосед слышал как быстро бьётся сердце у того кто рядом.

В девятнадцать пятьдесят железная дверь, щёлкнув электронным замком открылась. Женя вышел в чистом зелёном халате.

— Папа, папа я здесь! Папуля! Я…Я…-

Взяв дочь на руки он стоял молча и смотрел.

— Что? Что вы скажите? Не молчите, не надо молчать.-

Сотни пар глаз с мольбой смотрели в его сторону.

— Я сделал всё что мог. Сложная операция, травмы очень серьёзные. Мне жаль, очень жаль…-

— О нет! Нет, нет, нет! Что вы такое говорите, она должна жить! Этого не может быть! — Симаков медленно впадал в истерику, а по толпе шёпотом разносились первые новости.

— Мне очень жаль…что сегодня вы не сможете её навестить и поговорить с ней. Через два часа закончится действие наркоза, ей введут расслабляющее, обезболивающее и снотворное…Она, будет жить!-

— О…О…О… — Прокатилось по толпе.

— Зачем такие шутки? Сейчас не время и не место, вам должно быть стыдно за такие поступки.-

— Я беру пример с вас, Сергей Андреевич.-

Женя пошёл по коридору, и перед ним как перед святым Моисеем расступались люди. Они прижимались к стене и радовались. Первый хлопок звоном разрубил тишину, затем второй, третий. Ему аплодировали, как заслуженному артисту со слезами на глазах давшему своё последнее выступление. Он шёл и слышал слова благодарности от каждого. Измотанный, уставший и обессиленный он дошёл до ординаторской. Чувства радости не было, потому что в телефоне остался один непринятый звонок. В тринадцать сорок, звонил Серёжа Свиридов.

Плотникова Татьяна Фёдоровна…умерла от обширного инфаркта прямо в боксе реанимации кардиологического центра. По стечении обстоятельств, её сердце остановилось в тот самый момент, когда Женя отдал распоряжение Петру Николаевичу ввести общий наркоз Ольге. Видимо кто-то в небесной канцелярии посчитал, что дарить две жизни одному человеку — непростительная роскошь. Может бюрократическая небесная неразбериха сродни земной, человеческой, где жизнь вообще ничего не стоит? Возможно, что Татьяна Фёдоровна выполнила свой предначертанный кем-то сверху земной путь? Увы, это загадка так и останется на веки вечные неразгаданной.