* * *

Дедех поклонился в сторону Лонцано, Мелек похлопал глазами, глядя на Роба, и дервиши пошли своей дорогой.

— Идемте! — сказал своим Лонцано. Евреи побрели, тяжело переставляя ноги, словно знали, что их ожидает. Ризе был убогим поселком. Желтые псы выскакивали на улицу и лаяли на прохожих. Они проходили мимо хихикающих ребятишек с воспаленными глазами; женщина неопрятного вида что-то готовила на костре, двое мужчин дремали в тени рядышком, словно любовники. Один старик плюнул, глядя на приезжих.

— Главный доход они получают от продажи верховых и вьючных животных тем, кто приплывает на кораблях и направляется дальше через горы, — сказал Лонцано. — Лейб превосходно разбирается в лошадях, он их и купит нам всем.

Поэтому Роб отдал деньги Лейбу. Вскоре они подошли к хижине, рядом с которой находился большой загон с ослами и мулами. У хозяина было бельмо на глазу, а на левой руке не хватало мизинца и безымянного пальца, причем тот, кто их ампутировал, грубо выполнил свою работу. Но оставшиеся обрубки позволяли человеку удерживать недоуздки, подводя животных к Лейбу для осмотра.

Лейб не торговался и не суетился. Часто казалось, что он почти и не смотрит ни на ослов, ни на мулов. Иногда же задерживался, внимательно оглядывая зубы, глаза, бабки и копыта. Он сказал, что купит только одного мула, и продавец задохнулся от возмущения.

— Этого недостаточно! — сердито воскликнул он, но когда Лейб, пожав плечами, повернулся уходить, мрачный хозяин остановил его и взял деньги за мула.

У другого барышника они купили трех животных. Третий долго смотрел на уже купленных ими животных, медленно кивнул и отделил от своего стада тех, которых они могли купить.

— Они же знают, у кого какой табун, вот он и видит, что Лейб берет только самых лучших, — прокомментировал Арье. Вскоре у всех четверых путников было по крепкому, выносливому верховому ослику да еще сильный вьючный мул на всех.

* * *

По словам Лонцано, до Исфагана оставалось немного, всего месяц пути, и Робу это известие прибавило сил. За день они пересекли прибрежную равнину, потом три дня ехали по предгорьям. Потом пошли невысокие горы. Робу нравились горы, но в здешних было слишком сухо, повсюду вздымались скалистые пики, почти лишенные растительности.

— Здесь почти не бывает воды, — сказал ему Лонцано. — Весной вода буйствует, затопляет и крушит все вокруг, а потом наступает сушь. Если и встретится озеро, то вода в нем чаще всего соленая, но мы знаем, где отыскать пресную.

Утром они помолились, после чего Арье плюнул и с отвращением посмотрел на Роба:

— Ты совсем дурак, ничего не знаешь. Гой ты пустоголовый, а не еврей!

— Это у тебя голова пустая, а ведешь ты себя как свинья, — стал выговаривать ему Лонцано.

— Да ведь он не умеет даже повязать тфиллин, как надо, — с негодованием пробормотал Арье.

— Он воспитывался среди чужаков, и если он чего-то не знает, то у нас есть возможность научить его. И научу его обычаям его народа я, реб Лонцано бен Эзра Га-Леви из Маската.

Лонцано показал Робу, как нужно правильно накладывать филактерии. Кожаный ремешок три раза обвивался выше локтя, образуя букву шин, потом семь раз ниже локтя, потом тянулся через ладонь и обвивался вокруг пальцев, образуя еще две буквы древнееврейского алфавита, далет и йюд. Таким образом получалось слово «шаддай», одно из семи неизреченных имен Бога.

Повязывая ремешок, следовало читать молитвы, в том числе отрывок из книги пророка Осии, глава 2, стихи 21–22:

«И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии. И обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа»[120].

Повторяя слова, Роб задрожал — ведь он обещал Иисусу остаться верным христианином, пусть и принявшим внешнее обличье иудея. Потом вдруг сообразил, что Иисус и сам был евреем и за время своей жизни, несомненно, повязывал филактерии тысячи раз, читая эти же самые молитвы. Тяжелый груз упал с души Роба, страхи рассеялись, и он повторял слова молитвы вслед за Лонцано, а ремешок врезался в руку, заставляя ее багроветь. Это было интересно: значит, тугая перевязка удерживала кровь между пальцами. А откуда же, задумался Роб, притекает кровь и куда она денется из руки после того, как он снимет сдавливающую повязку?

— И вот еще что, — продолжил Лонцано, когда они сняли филактерии. — Ты не должен упускать возможность спрашивать наставлений у Бога, пусть и не знаешь нашего языка. Сказано: если кто не способен прочесть предписанных молитв, тот пусть хотя бы думает о Всевышнем. Это тоже считается молитвой.

* * *

Они представляли собой не очень-то внушительное зрелище: если ты не коротышка, то верхом на осле смотришься не слишком браво. Роб едва не касался пятками земли, однако ослик прекрасно справлялся с тяжелым всадником — это было выносливое животное, способное проходить с таким грузом немалые расстояния. Ослик отлично подходил для бесконечных подъемов и спусков по горным тропам.

Робу не нравилось, что их предводитель слишком торопится. Лонцано без конца подгонял своего осла, нахлестывая его бока прутиком, обломанным с колючего куста.

— Куда мы так торопимся? — не выдержал Роб, но Лонцано даже не взглянул в его сторону. Ответил Робу Лейб:

— Здесь поблизости живут нехорошие люди. Они убивают всякого проезжего, а уж евреев просто ненавидят.

Весь маршрут они держали в голове, Роб же и понятия о нем не имел. Случись что с тремя его спутниками, навряд ли он сумел бы уцелеть в этих мрачных и неприветливых горах. Тропа то резко вздымалась вверх, то круто обрывалась вниз, петляя между нависающими над ней темными вершинами восточной Турции. На пятый день пути, ближе к вечеру, они подъехали к речушке, прихотливо извивавшейся среди скалистых берегов.

— Река Корух, — сказал Арье.

У Роба фляга была уже почти пуста, однако едва он поспешил к реке, как Арье отрицательно покачал головой.

— Она же соленая, — язвительно сказал он, как будто Роб мог знать об этом заранее. Все четверо продолжили свой путь.

Уже в сумерках свернули за выступ очередной скалы и увидели мальчика, который пас коз. Увидев их, он бросился наутек.

— Может, догнать? — предложил Роб. — Вдруг он побежал предупредить разбойников?

На этот раз реб Лонцано посмотрел на Роба и улыбнулся. Тревоги на его лице больше не было.

— Это еврейский мальчик. Мы подъезжаем к Бейбурту.

В деревушке не насчитывалось и сотни жителей, из них примерно треть составляли евреи. Жили они за мощной высокой стеной, врезавшейся в склон горы. Когда путники подъехали к воротам, те были уже открыты. За ними ворота сразу затворили и заперли, и, спешившись, Роб со спутниками оказался под защитой гостеприимного еврейского квартала.