Я не помню, как он поднял меня на руки, не помню, как мы оказались на постели. Помню только на миг отрезвивший холод шелковых простыней, коснувшихся моей разгоряченной спины, и желанную тяжесть его тела, вновь и вновь подчинявшего меня своей пугающей страсти, пока судорога наслаждения, граничащего с болью, не прекратила это сумасшествие.

– Влад… – Покоряясь его блуждающим по моему телу губам, я заставила себя открыть глаза. Вот интересно, с кем он только что занимался умопомрачительным сексом? С Катариной или все же…

– Да, Мари? – Он на миг прекратил меня целовать. Прочертил губами теплую дорожку по животу к ложбинке между грудями, опасно помедлил над бьющейся венкой на шее и вытянулся рядом, чтобы вновь впиться в губы поцелуем. – Я что-то делаю не так?

В ответ я смогла только простонать.

– Мм… – Боже! Если бы все мужчины занимались этим «не так», на Земле наступил бы рай! – Нет! Что ты… Все просто фантастично! Настолько, что совершенно не хочется прислушиваться к звукам, доносящимся со двора… Кажется, ломают дверь? Не хочется думать ни о будущем, ни о прошлом… Влад…

– Мм? – Казалось, он не услышал моей предупреждающей речи, да и вообще меня… Закрыв мне рот поцелуем, он игриво скользнул пальцами по моей груди. Страсть накатилась волной, вновь подчиняя нас себе…

Боже! Если, Матерь, ты нас сейчас видишь, дай бог тебе ослепнуть и умереть от зависти!

Жаль, что любовь двух сумасшедших не может изменить мир, но зато она может на время позволить им не видеть его несовершенство и отсрочить крушение надежд.

Так и мы с Владом забыли обо всем, наслаждаясь друг другом. Пока в дурацкой пьесе, в которой мы имели несчастье застрять, не закончился причитающийся нам антракт.

– Боже, как вы можете быть столь беспечными?! – Дверь распахнулась, словно от пинка, и в комнату ворвался отец Ян. В одной руке короткий меч, в другой – бутылка из темного стекла. Не глядя на то, как я судорожно прячусь под вышитое одеяло, он сосредоточенно принялся чем-то поливать порог. – Хотя я рад, что вы так печетесь обо всех нас…

– Что ты здесь делаешь? – Влад, нисколько не смущаясь, легко поднялся и неспешно принялся одеваться.

– Что я здесь делаю?! – Священник выпрямился и, едва не дымясь от гнева, уставился ему в глаза. – В замок очень скоро ворвутся слуги Матери! Я пытался предупредить вас, вопя под окнами молитвы, и попутно остановить оборотней, взывая к разуму! Просил Софию обратиться к новой жизни! Очень громко! И что?

– Что? – Влад надел штаны, укрепил ножны с коротким клинком и взялся за темную рубаху.

– Вы меня не слышали! Вообще! Ничего! Теперь поздно что-либо делать! Нужно бежать! – Он указал на окно, где вершины Карпатских гор уже скрылись в белесой пелене дыма. – И это не костры белозадых! Это – Матерь! Явилась не запылилась вместе со своими колдунами!

– Ты не хочешь мне все объяснить? – Влад одним движением натянул рубаху, застегнул, и, сложив руки на груди, чуть склонил голову, выжидающе разглядывая отца.

– А может, перед объяснениями вы немного подождете, пока я что-нибудь надену? – вклинилась я.

Мужчины покосились на меня, дружно развернулись ко мне спиной и встали у окна, даже не планируя откладывать беседу:

– Все просто. Катарина, точнее, она, – отец Ян, не оборачиваясь, для пущей убедительности ткнул себе за плечо горлышком бутылочки, – мне все рассказала.

Я села на кровати, прислушиваясь к рассказу отца Яна и озадаченно разглядывая разбросанные по полу вещи, пытаясь понять, какую юбку надевать первой.

– Я только что из лагеря Детей леса. – Теперь горлышко бутылочки уставилось на белесый дым. – Пытался узнать планы Матери. Она была в большом шатре и с кем-то вела беседу. Я услышал, как она заявила, что «не в силах противиться силе ее заклинания, девчонка уничтожит себя, а если все получится – прихватит с собой того, кто принадлежит ей по судьбе». А после она сказала, что «видит все глазами Катарины»… Потом Матерь приказала сотворить в замке пожар и грозилась, что если Лучиан натравит на ее войско охотников, прибывших на подмогу из столицы, она вызовет крушение стен.

– Отлично! Эта сумасшедшая еще и следит за нами с помощью Мари? – Влад бросил на меня быстрый взгляд, понаблюдал, как я мучаюсь с юбками, и, видимо, для моральной поддержки, поднял вверх большой палец. В ответ я только горько усмехнулась, отбросила корсет и принялась натягивать платье. – Тогда все действительно куда хуже, чем мне казалось час назад.

– Но ты не знаешь нашего преимущества! – Отец Ян состроил мрачную физиономию и при этом довольно произнес: – Она проговорилась, что хотела бы слышать то, о чем вы говорите.

– Что ты хочешь сказать? – Влад тоже нахмурился, но при этом в его голосе плескалось удивление. – Она нас не слышит?

– Именно! Поэтому не показывай беспричинной радости, она может заподозрить неладное. И действуйте по сценарию. Я сейчас уйду. Ты напоишь девчонку кровью. – Отец Ян сделал зверские глаза. – Не вздумай действительно влить в нее эту гадость! – Он обернулся ко мне. – Ты должна изобразить смерть! Тут врываюсь я, Влад берет тебя на руки, и мы бежим. Якобы на костер.

– Я знаю тайный ход. По нему мы очень быстро окажемся у деревенского кабака. Главное, убраться подальше, пока белозадые во главе с ведьмой заняты разрушением замка. – Влад довольно улыбнулся, но, вспомнив о предупреждении отца, трагично спрятал лицо в ладонях, и его плечи затряслись от тихого смеха. – Боже, как бы я хотел посмотреть в лицо Матери, когда она поймет, что мы сбежали!

– Хватит скалить зубы! – Отец Ян довольно ощутимо пихнул его в бок, развернулся и направился к двери. К тому моменту я уже справилась с платьем. Тело Катарины знало все тонкости назубок, и как только я переключила себя в «автоматический режим», руки сами ловко принялись застегивать, поправлять белоснежную ткань платья. – Вы сначала выберитесь отсюда, а потом уже – на здоровье!

Влад отнял руки от лица и уже без тени улыбки устало вздохнул.

– Нервы ни к черту…

Отец Ян непонимающе покосился на него и вышел за дверь. Я шагнула к Владу.

– Кажется, он не совсем понял значение слова «нервы». Ну что? Где моя порция крови?

Он коротко мотнул головой и решительно отвернулся к окну.

– Ты даже не представляешь, как это невероятно больно вновь пережить то, что столько веков пытался изжить из памяти…

– Но ведь все уже идет по-другому! – Я прижалась к его словно высеченной из камня спине. – Я не попрошу у тебя вечности, и ты не отравишь меня кровью, как этого бы хотела твоя мать.

Влад, еще секунду назад невозмутимо разглядывающий что-то в затуманенном дымом окне, стремительно развернулся и, больно сжав мои плечи, уставился мне в глаза.

– Мати?!

– Ты не знал? – На дне черного зрачка уже клубился багровый дым, но я выдержала его взгляд и продолжила: – Когда она вызвалась проводить меня в твою комнату, я услышала все, чтобы «отринуть последние сомнения и воссоединиться с тобой в Вечности». Она очень убедительно живописала, как через пару десятков лет я перестану вызывать у тебя интерес, а нашим детям не будет нужна смертная мать. В ход пошло и еще одно немаловажное убеждение. Став бессмертной, Катарина смогла бы прекратить войну между вашими родами. Ведь Изабелла Мареш никогда бы не причинила ей вреда.