— Тогда прошу к столу.

Пока офицеры рассаживались, Бергер отвел Полубоя в сторонку.

— Ты особо на водочку не налегай.

— Чего так? Или не праздник? — горько пошутил Касьян.

— Успеешь еще набраться.

Полубой пожал плечами и сел во главе стола.

Старгородский, получивший звание старшего лейтенанта досрочно, как спасший капитана корабля, предложил наполнить рюмки, поскольку хочет сказать тост. Долго просить не пришлось, однако, когда он поднялся с места и, повернувшись к Полубою, собрался говорить, слова застряли у него в глотке. Полубой, поставив рюмку, вышел из-за стола.

По залу, сопровождаемый суетящимся Мефодием, шествовал контр-адмирал Белевич в полной парадной форме.

Старгородский захлопнул рот, офицеры замолчали. Бергер поднялся навстречу адмиралу.

— Ваше превосходительство… — начал Полубой.

— Давайте без чинов и званий, — сказал Белевич, — просто — Борис Самойлович. Здравствуйте, Касьян Матвеевич. — Адмирал протянул маленькую крепкую ладонь. — Не самый лучший повод свести более тесное знакомство, однако и не прийти я не мог.

— Прошу, присаживайтесь, — Полубой отодвинул стул.

— Приветствую вас, господа офицеры, — сказал Белевич, по-хозяйски располагаясь за столом, — ну а мне кто-нибудь водки предложит?

Полубой покосился на Бергера и тайком показал ему кулак — мол, предупреждать надо о таких гостях.

Гости, однако, только собирались. Не успел Старгородский сказать тост, скомканный из-за присутствия за столом контр-адмирала, как Полубой, слушавший тост стоя, поставил рюмку на стол — в дверях ресторана появилась высокая фигура контр-адмирала Арбачакова, командира пятой ударной эскадры в сопровождении начальника штаба капитана первого ранга Никитенко.

— Позвольте приветствовать, Касьян Матвеевич, — скрипуче сказал Арбачаков, скользнув взглядом по офицерам, — думаю, выражу общее мнение, если скажу, что ваша отставка — удивительно непродуманное и несвоевременное решение.

— Присоединяюсь, — прогудел Никитенко.

— Благодарю, господа, — Полубой четко наклонил голову и даже попытался щелкнуть каблуками, что получилось не вполне — все-таки плетеные вельветовые туфли, не то что сапоги. — Присаживайтесь.

Бергер, сидевший поначалу с краю офицерской компании, отодвигался все дальше, уступая место новоприбывшим.

Подали холодные закуски: телячий язык с зеленым горошком, заливное из судака, холодец. Разговоры за столом велись вполголоса и темы были вполне пристойные — предстоящие маневры флота, премьера новой оперы в императорском театре. Офицеры держались несколько скованно, просьбы передать соль или горчицу сопровождались преувеличенно вежливым обращением.

Белевич с Арбачаковым негромко обсуждали действия эскадры республики Таир — единственного государства, которое безоговорочно поддержало русский флот в деле при Акмоне.

Полубой сидел как на иголках, взглядом пытаясь спросить у Бергера, все ли сюрпризы закончились, но Константин Карлович только загадочно улыбался.

После третьей рюмки обстановка несколько разрядилась. Пример подал Белевич, расстегнувший две верхние пуговицы мундира и рассказавший бородатый анекдот о вестовом и адмиральской жене. Все вежливо посмеялись, и у каждого вдруг оказались в запасе свежие анекдоты и занимательные истории. Полубой, успокоившийся было, пропустил появление еще нескольких гостей.

Вице-адмирал Подорога, командующий резервным флотом, появился возле стола внезапно, что отчасти объяснялось его невысоким ростом, а отчасти стремительностью походки.

— Касьян! — сказал Подорога, глядя на Полубоя снизу вверх и шевеля великолепными усами, закрученными чуть ли не до глаз. — Я — человек простой, я скажу прямо: стыд и позор, когда таких офицеров отправляют в отставку! А, господа? Глядите, — вице-адмирал подхватил Кастяна за локоть и развернул лицом к гостям, демонстрируя стать бывшего майора, как барышник лошадь. — Гренадер! Богатырь! Герой!

Полубой побагровел, сконфуженно посматривая иа гостей, однако гости, не в пример ему, уже расслабленные «Династией», глядели сурово, давая понять, что согласны с каждым словом вице-адмирала.

— Боря, налей-ка мне водки, — Белевич наполнил рюмку и передал Подороге. — Я хочу выпить за надежду! За надежду, которая живет в сердце каждого из собравшихся за этим столом: фатальная ошибка будет в скором времени исправлена и справедливость восторжествует! Ура майору Полубою!

— Ура! — еще не в полный голос подхватили присутствующие.

Подорога притянул к себе Касьяна, троекратно облобызал и, толкнув к месту во главе стола, стремительно опустился на стул рядом с Арбачаковым.

Полубой потоптался возле стула, поискал взглядом Бергера — тот что-то втолковывал Мефодию и решительно направился к нему.

— Константин! Ты мне лучше сразу скажи, кого еще ждать?

— Рискну тебя огорчить: министра обороны не будет, — ухмыльнулся Бергер, — ты иди гостей встречай. — Он подхватил Касьяна под руку и повел к дверям, которые пропустили целую группу высших офицеров флота.

Пожимая руки и выслушивая приветствия, Полубой подумал, что он никогда даже издалека не видел столько адмиралов сразу. Возможно, это походило на прием у государя, но на таких приемах Касьяну бывать не довелось.

Ошалевший от наплыва высоких гостей, Мефодий метался, подгоняя половых, разносящих горячее.

Бергер сиял.

— Ты понял? — шепотом спросил он.

— Что? — так же шепотом ответил Полубой.

— Вот что значит флотская солидарность! Они выражают свое отношение к твоей отставке. Фронда в чистом виде, Касьян. Все — верные слуги царю и Отечеству, но, как дворяне, они обязаны показать, что в этом деле кое-кто наверху поступил некрасиво.

— Эх, Костя, мне от этого не легче. А все эти разговоры о том, что фатальную ошибку следует исправить и так далее, не более чем разговоры.

— Ну-ну, не вешай нос, морпех! Офицер выходит в отставку лишь когда сам этого хочет, — несколько загадочно сказал Бергер. — Ну теперь вроде все. Пойдем за стол.

Тосты во здравие Полубоя шли один за другим. Некоторые были полны туманных намеков, что-де флот не позволит и молчать не станет, в других упоминались, без имен однако, члены царствующей фамилии, взявшие на себя слишком много. Княгиню Нащокину поминали почти все и отнюдь не добрым словом. Обходили молчанием лишь графа Кайсарова — теперь произносить это имя во флоте считалось дурным тоном. Ему простили бы многое, но то, что он поднял оружие против русского флота, что использовал то, чему его учили, против своих товарищей и соратников, простить не могли.

Тем временем шум за столом нарастал, разговоры звучали все громче, и, как водится в мужских компаниях повод, по которому все собрались, стал постепенно забываться. Полубой, в начале вечера не знавший, как себя вести, постепенно расслабился и поддерживал любой тост, выпивая вместе со всеми.