— Юлия…

Он поспешил принять подбежавшую девушку в объятия и нежно поцеловал ее в щеку.

Вслед за дочерью Цезаря появились Юба с Тиберием, оба в коротких багровых плащах.

— А, счастливое воссоединение, — произнес нумидиец, разглядывая меня.

— Юба! — Октавия сердечно улыбнулась. — Тиберий! — с восторгом сказала она. — Почему не предупредили, что приедете?

— Хотели всех удивить, — ответил Марцелл, отпуская Юлию. — Получилось?

На глазах у Октавии засверкали слезы.

— Получилось.

— Отменим сегодня занятия в школе? Ну пожалуйста! — взмолилась дочь Августа.

— Конечно, — рассмеялась Октавия. — Сегодня мы празднуем! Фаустина, — обратилась она к рабыне, — сообщи учителю Веррию, что занятия отменяются. И пригласи его на ужин!

— А как же суд? — с тревогой спросила я.

Марцелл недоуменно посмотрел на нас.

— Что за суд?

Мать рассказала ему, какой приговор должны вынести этим утром на Форуме.

— Даже не знаю. — Вернувшийся из похода сын посмотрел на Юлию. — Я бы лучше провел время дома…

— Можем послать рабыню, она расскажет, как все прошло, — немедленно подхватила девушка.

— Но это ты предложила пойти! — воскликнула я. — Тебе все равно, что случится с Туллией?

— Нет, но Марцелл только что вернулся, Селена. Он устал.

А мне-то казалось, что он полон сил.

— И проголодался.

— Как волк! — простонал Марцелл.

Я посмотрела на воссоединившуюся парочку. И как мне могло прийти в голову, будто бы этому человеку достанет подлинной страсти и посвященности сделаться Красным Орлом?

— Я пойду с тобой, — торопливо сказал Александр.

— И я, с удовольствием, — прибавил Луций.

— Только не сами по себе, — предупредил Витрувий.

— Я их провожу, — вызвался Юба.

Октавия изумилась.

— Вы только что вернулись. Разве ты не устал?

— Возможно, если бы на пути не застревали в каждой таверне, — проговорил нумидиец, многозначительно подмигнув Марцеллу, — то утомился бы. А так — полон сил и бодрости. К тому же царевна определенно питает слабость к рабам. Любопытно посмотреть, кто на сей раз возбудил у нее столь горячее сочувствие.

Я сердито скрестила руки на груди, но брат красноречивым взглядом велел не спорить — Юба мог и забрать назад свое щедрое предложение.

— Вы там поосторожнее, — предупредила Октавия. — Плебеи сейчас просто в ярости.

— А ты разве не пойдешь? — удивилась я.

Она отвела глаза.

— Наверное, сегодня мне лучше побыть с сыном.

В конце концов мы отправились вчетвером. Всю дорогу Луций без передышки болтал с нумидийцем.

— А правда, что эти галлы — настоящие варвары?

— Оглянись вокруг. Пол-Рима ими заполнено.

— Нет, но в родных краях? Правда, что галлы едят человечину и полуголыми бегают по лесам?

— Ни разу такого не видел, — ответил Юба.

— А вот кони у них куда лучше римских, — вставил мой брат. — Это уж точно.

— Что правда, то правда, — согласился провожатый. — Ими серьезнее занимаются, да и сама порода высокого качества. Знаете, у галлов есть даже богиня в виде лошади.

— Похоже, тебя это не забавляет, — заметила я.

Он улыбнулся.

— Но ведь всем известно: галлы — варвары. Египтяне же, напротив, считаются тонкими мыслителями.

— А погода и впрямь так ужасна, как пишет Август? — вмешался Луций. — Неделями валит снег? Октавия нам читала…

— Да, зимы в галльских горах непереносимые, — кивнул Юба. — Мы потеряли сотни солдат и лишились бы остальных, если бы восстание затянулось. Раны, которые без труда заживают летом, по-иному терзают зимой.

— Как же справляется Август? — поинтересовалась я.

— Он уехал уже через месяц дождей.

— Уехал? — переспросил Александр, не поверив своим ушам. — Куда?

— На юго-восток Иберии, в город под названием Таррако[44]. Подозреваю, там он и останется, пока его полководцы не завершат войну.

Брат замер посередине улицы.

— Так Август вообще не сражается?

— Нет, — просто ответил нумидиец. — Война — не его конек.

Александр посмотрел на меня, и мы тронулись дальше. Я могла прочитать его мысли. Наш отец, не болевший ни единого дня в своей жизни, погиб, чтобы этот слабак управлял империей, которую даже не в состоянии защитить своей грудью. Наша мать предпочла бы одеться в овечью шкуру и питаться вяленой человечиной, нежели бросить голодных, замерзших солдат где-то в галльских горах. Она скорее сама взяла бы оружие, чтобы сражаться бок о бок с мужчинами, чем позорно сбежать туда, где теплее.

— Ну вот и пришли, — сказал Юба. — Послушаем очередное дело, которое вызвало столько волнений среди плебса и у царевны Селены.

Пропустив колкость мимо ушей, я начала вслед за ним пробираться к нашим обычным местам у помоста. Мы явились достаточно рано; присяжные лишь начинали рассаживаться, зато во дворе было яблоку негде упасть. За трибуной стояли защитники Туллии и Аквилы. Двое самых рослых и широкоплечих солдат ввели дрожащую девушку с мокрыми от рыданий щеками. Я поискала взглядом ее родителей. Они оказались у самого возвышения и улыбками подбадривали несчастную.

— Тебе и теперь забавно? — обернулась я к Юбе.

— Ошибаешься, — холодно процедил тот. — Это с самого начала было совсем не смешно. Просто очередной печальный спектакль человеческой несправедливости, как и бесконечное множество прочих, что повидал этот суд.

Я отпрянула.

— Значит, и ты хотел бы, чтобы ее отпустили?

— Если Октавия все рассказала верно, то да, хотел бы. Прости, я тебя разочаровал? Знаю, тебе приятно думать, будто мне безразличны чужие страдания.

Я вновь посмотрела на адвокатов, облачившихся в длинные плащи на случай дождя. Они терпеливо ждали начала. Когда последний из появившихся присяжных занял свое место, защитник Туллии обратился к ним с речью. Он призывал в помощники здравый смысл, в последний раз умоляя этих людей подумать о собственных сестрах, женах и дочерях. Потом адвокат Аквилы напомнил о репутации своего подзащитного как наиболее уважаемого банкира на Авентине. Публика встретила его слова улюлюканьем, однако никто больше не пытался бросать еду. Сотни солдат были выставлены по всему Форуму, и стоило присяжным подняться с мест, как настала мертвая тишина.

— Аквила, — вымолвил первый.