Аврора тихо качнула головой.

— Кони, запасы на несколько дней пути в перемётных сумах… У южных ворот в заброшенных мыловарнях… всё, как ты велел. Я… провожу тебя?

Топь не успела ответить. Бесшумно — обмотанные тканью вёсла погружались в воду без единого всплеска, гребцы знали своё дело. Незаметно — чёрные паруса были убраны, ни один огонёк не трепетал на борту, и даже кормовой фонарь был погашен. Судно скользило мимо, вдоль береговой линии, словно призрак. И лишь когда нос, украшенный конской головой, заслонил собой сверкающую лунную дорожку, красноватые отблески чётко очертили силуэт медленно движущегося корабля.

Десять барок. Восемь вельботов. И шесть галер.

Сворой шакалов, следующих за прайдом, — вокруг и рядом шли ладьи поменьше.

— Ага, всё-таки подкупили хейдов и ирров, — сказала Топь поднимаясь.

— Никогда бы не поверил, если бы не увидел своими глазами, — прошептал в ответ Сет.

— Не так уж горды северные князьки, как о них рассказывают. Небось чёрные обещали отдать им их земли у крайних пределов.

Когда последний корабль обогнул скалы, Топь развернулась, побежала короткой тропинкой выше — туда, откуда виден был весь залив. Аврора спешно ссыпала на траву кедровые шишки, стояла, глядя снизу вверх. Усиливающийся ветер трепал рваное платье. В последний раз поглядев на неё, Топь махнула рукой — «уходи!» — и развернулась, окидывая взором гавань. Челюсти кольцом смыкались вокруг залива. Смыкались не до конца, почти что — двумя сточенными клыками, низенькими башенками, меж которыми натягивали обычно цепь, закрывающую вход в гавань. Вереница кораблей медленно, осторожно шла вдоль берега, огибая поросший щетиной коралловых рифов «подбородок». Густой лес, шумящий ветвями внизу, прямо под обрывом, пока скрывал приближающиеся суда от постороннего взора. Но ближе к Клыкам шла расчищенная просека, и никто не мог бы подкрасться к городу незамеченным — если, конечно, караулы на башнях бодрствуют.

Они не спали. Топь специально потянулась, чтобы лишний раз проверить это. В первую ночь празднеств ждали сигнала из города, по которому подняли бы цепи. Механизмы обеих башен работали как часы, балки были проверены, а шестерни — очищены от ржи и обильно смазаны маслом.

Лунная дорожка, пробегая точно меж Клыков, упиралась в стены города. Пара военных судов стояла, тихо покачиваясь, в доке, горела иллюминацией набережная, музыка вырывалась из распахнутых дверей распивочных и неслась далеко над водой. Дворец восточной своей частью выходил прямо в море. Немногочисленные бойницы светились ровным жёлтым светом, а караул неспешно патрулировал стены. Чёрные тени скользили над парапетом — то окончательно растворялись во тьме, то выныривали, выхваченные огнём факелов. В первый день празднеств дворец был ещё тих и спокоен, копя силы для главных торжеств.

Топь раскинула руки — казалось, так легче охватить весь город. Закрыла глаза.

— Вперёд, дети мои, — прошептал человек, замерший неподвижно на вершине скалы, и безумная улыбка тронула его губы.

Трое скорым шагом спешили по улице. Та была пуста, и даже фонари, которые последние дни жгли, не жалея ни свечей, ни масла, и которые хотя и тускло, но освещали ночные улицы, торчали сейчас тёмными куцыми саженцами у каждой десятой двери. Хозяева, покинувшие свои дома до самого утра, не оставили зажжённых ламп в окнах, как это велось издревле, и улица была темнее обычного.

Но слабый красный свет полной луны, медленно следующей сквозь тучи к зениту, обострял ночное зрение, размытые тени становились чётче, обретали размер и форму. Спешившие оглядывались беспокойно — казалось, будто кто-то преследует их, мелькая прямо за спиной. И когда вышли навстречу так же трое — из ножен, зашипев по-змеиному, показались клинки. Чуть-чуть — обещанием, полунамёком — обнажились зачернённые сажей лезвия.

Те, что вышли навстречу, не дрогнули, не сбавили шагу — наоборот, чуть присев вдруг, ринулся вперёд один. Короткий и толстый обрубок в его руках — округлый и напоминающий тем колбасу — раскрылся, прямо в глаза выпуская столб мельчайшей древесной пыли и песка.

Закричав, упал один из спешивших, двое других — пятились назад, слепо глядя под ноги. На мостовую их повалили удары тяжёлых дубинок. Ещё пара ударов по голове, и все трое затихли окончательно.

— Чёрные, — сказал тот, что первым поразил свою жертву. Вынырнули шарившие под плащом руки, красновато блеснул в ладони сорванный с груди серебряный крест.

— Неплохое начало, приятель. — Говорящий не отвлекался, шаря по складкам одежды. Звякнули монеты в кошеле, к ним отправилась срезанная с пояса бляха.

— Чувствую себя наёмным дружинником, — ответил третий, стягивая с трупа сапоги. Сам он был бос. — Ну и мастак врать этот божевольный! Все мозги задурил. А как можно было бы поразвлечься с богатенькими барышнями.

— Обобрав сперва дома их папашек! Идём? — Первый затягивал хитрый узел, который мгновенно развязывался от одного резкого движения. Набитая песком и древесной трухой, колбаска стала значительно короче, но её хватило бы ещё на пару заходов.

— Откуда они взялись? — оглянулся тот, что всё ещё обувался. — Сколько бы чёрных ни таилось в городе, боюсь, их может не хватить на нас всех.

— Не бойся, — наконец окончил собирать добычу второй, — уж нам-то точно хватит. Я знаю, белгрское посольство там, выше по улице. Большой дом, наверняка полный серебра и золота. — Он сладко прищурился.

— А я слыхал, будто белгрские монахи презирают роскошь и живут в нищете… — Третий, наконец, обулся, сапоги свободно болтались даже на обмотанной тряпьём ступне. Он оглянулся, ища хоть пучок соломы, но мостовая богатых кварталов была чисто выметена.

— Ну, так пойдём поскорей и проверим, — первый пробежал мимо, хохотнул на бегу, — уж обувку по ноге ты себе там точно найдёшь!

Дом, спрятанный в саду за высокой витой решёткою чугунных ворот, был тёмен, будто хозяева его тоже ушли на празднества, погасив все лампы. И лишь иногда тонкой полоской угадывался свет за плотно задёрнутыми шторами.

Младший капрал королевских гвардейцев ещё раз оглянулся через плечо — в ожидании приказа на него смотрело десять пар глаз. Тяжело вздохнув, он решился-таки, кивнул отрывисто.

Два арбалетчика скоро пересекли улицу, взлетели на ограду и скрылись в ветвях широко раскинувшихся акаций. Минуты тянулись в томительном безмолвии, и когда закричал вдруг кто-то выше по улице, младший капрал вздрогнул.

Крик не повторился. Ни тени не мелькнуло в окнах. Деревья лениво шевелили листвой, с тихими шелестом сбрасывали белый снег отцветших соцветий.

Время тянулось как кисель. Мучительно свело живот и засосало под ложечкой.

Тенью скользнул обратно арбалетчик. Каблуки мягко стукнули по мостовой.

— Сад пуст. Собаки заперты. Кажется, они собираются уходить. Алан был прав — боевой отряд монахов. Страт и старший клирик. Это только те, кого удалось увидеть во внутреннем дворе и на конюшнях. А сколько ещё осталось в доме? Их там больше… много больше, чем следовало бы. Боюсь… сами мы не справимся.