Я только успела закончить все проверки и поставить чайник, как снова зазвонил мобильный телефон. На экране высветилось: «Холланд».

— Алло?

— Кэти, это Сэм Холланд из полиции Кэмдена.

— Здравствуйте.

— Вы сегодня говорили с моей коллегой.

— Да, правильно. Спасибо ей большое. Вы еще что-нибудь узнали?

Пауза и шорох бумаги.

— Мне позвонили еще раз из Ланкастера. Они приехали по адресу мистера Брайтмана еще один раз и застали его входящим в дом. Это было минут пятнадцать назад.

Я мысленно отсчитала время: собеседование началось в час тридцать, закончилось в два. Если он сразу сел в поезд, то вполне мог успеть вернуться в Ланкастер.

— А они не сказали, во что он был одет?

— К сожалению, нет. Сандра сказала, что он пришел к вам на собеседование?

Она поверила мне! Я поняла, что на моем лице расплывается улыбка.

— Да. Я думаю, это был он. Правда, я не видела его три года. Он похудел, побледнел. Но ведь, наверное, в тюрьме мало кто набирает вес?

— Он не признался, что узнал вас?

— Нет, он вел себя так, как будто действительно хотел получить эту должность, немного нервничал, но в меру. Однако он всегда обожал такие игры, делал это виртуозно! Ведь он ходил на службу, выпивал с друзьями, а потом приходил домой, чтобы мучить меня.

Я не стала говорить, где именно он работал, — она и так это знала.

— Где вы сейчас?

— Я дома, одна, все в порядке. Спасибо вам. Спасибо за то, что поверили мне.

— Не за что. Слушайте, если что-то понадобится, звоните!

— Еще раз спасибо.

— Да, вот еще что. Давайте придумаем какое-нибудь кодовое слово — что-нибудь, что можно произнести — не вызывая подозрений, если он окажется рядом.

— Мм… какое слово?

— Ну, например, Пасха.

— Пасха?

— Да. Если вы окажетесь в беде, спросите меня, как я отпраздновала Пасху. Притворитесь, что я ваша подруга или коллега по работе. Хорошо?

— Круто.

— Я уверена, что это не понадобится, и все же… всегда лучше подстраховаться. Я отмечу номер вашего телефона в нашей системе. В течение трех месяцев все ваши звонки на офисные телефоны будут рассматриваться как экстренные. Ну а если вам захочется просто поговорить или нужен будет совет, звоните мне на мобильный.

— О сержант, не знаю, как вас благодарить. Я не ожидала такой поддержки.

— Зовите меня Сэм. Так и обозначьте меня в своем телефоне — Сэм.

Я немного помолчала.

— Как вы думаете, мне угрожает опасность?

— Если честно, не знаю. Знаю одно: в этой жизни надо быть готовой ко всему. Если же мистер Ли живет себе припеваючи в Ланкастере и думать забыл про вас, что же, мы в любом случае ничего не теряем.

Мы сердечно попрощались, и я занялась ритуалом заваривания чая, как обычно, — добавляя молоко по капле, пока не добилась нужного цвета. Задумчиво помешивая его ложечкой, я присела за кухонный стол и принялась размышлять.

Через час я приняла решение.

Включила ноутбук, нашла список кандидатов, которые приходили к нам на собеседование, и пролистала его до фамилии Ньюэлл. Майк Ньюэлл указал адрес в квартале Херн-Хилл и телефонный номер.

Я помедлила — может быть, лучше все-таки дождаться Стюарта? — но все-таки храбро набрала номер. В конце концов, мне надо услышать только голос, просто услышать его, тогда я все пойму. И если Ли сейчас в Ланкастере, он в любом случае не сможет подойти к телефону в Херн-Хилле.

Голос, который я услышала, поразил меня в самое сердце, но через мгновение я поняла, что ожидала чего-то в этом роде.

Женский голос, так хорошо мне знакомый, произнес:

— Алло?

Я замерла, не зная, что делать, и она повторила более нетерпеливо:

— Алло? Кто это?

Я пришла в себя:

— Что поделываешь?

Теперь уже она замолчала, ошарашенная. Через пару секунд она откашлялась и бросила, холодно и зло:

— Что значит «поделываешь»?

Я надеялась, что мой голос звучит уверенно и твердо, очень надеялась.

— Когда будешь говорить с ним — а я знаю, что его сейчас у тебя нет, — передай ему одно: я больше его не боюсь.

Я повесила трубку. Ну вот. Еще одно предательство.

В те дни я просыпалась рано, с рассветом, смотрела на розовое небо, предвещающее погожий день, и слушала птиц, их берущие за душу песни.

Я открыла глаза и, чуть повернув голову, взглянула на Стюарта. Он спал рядом… Хороший, милый Стюарт. Лицо его было бледно, но спокойно, чудесные глаза закрыты. Интересно, что бы он сказал, если бы я сейчас разбудила его только для того, чтобы заглянуть в эти глаза? Его рука лежала на моей половине постели, там, где я была еще пару мгновений назад. Такая красивая, сильная рука с тонкими, чуткими, искусными в ласках пальцами.

Вчера вечером, когда он вернулся, я уже ждала его. Он сразу взял меня за руку и повел в спальню, не дав и слова вымолвить. И каждый раз, когда я пыталась что-то сказать, он затыкал мне рот поцелуем. В конце концов я и сама поняла, что страшно соскучилась по нему.

А потом мы лежали, укутавшись одним пледом, и ветерок из открытого окна гостиной остужал наши разгоряченные тела.

— И что с тобой сегодня случилось? — спросил вдруг Стюарт.

Как он узнал?

Как сказать ему, чтобы он поверил?

— Помнишь, я рассказывала тебе про свою подругу Сильвию?

— Которую ты увидела в автобусе? Конечно помню.

Я встала, завернулась в его рубашку — от нее слабо пахло дезодорантом и мужским потом — и пошла на кухню. Достала из холодильника бутылку белого вина, вытащила пробку и закрыла все окна в квартире — становилось прохладно.

Стюарт сидел на постели, и глаза у него были страшно усталые, однако, увидев бутылку, он улыбнулся:

— Подумать только, а ведь когда мы познакомились, ты и капли алкоголя в рот не брала.

— Видишь, какое дурное влияние ты на меня оказываешь!

Мы пили вино прямо из бутылки, передавая ее друг другу. Вино было холодное и вкусное. С бесконечным терпением Стюарт ждал, когда я начну говорить, хотя больше всего на свете, наверное, мечтал о том, чтобы просто выспаться.

— На процессе Сильвия выступила свидетельницей. Она рассказала полиции, что я уже давно вела себя неадекватно, что я была совершенно помешана на Ли и нападала на него с кулаками, потому что считала, что он спит с другими женщинами. Она сказала, что я устраивала истерики, если он задерживался на работе. Еще она сказала, что когда-то у меня была мания резать себя бритвой.