— Желаю вам всяческих успехов, — произнес Гуров, выпроваживая беспокойного гостя из комнаты для допросов. — Сейчас вас проводят в отдельную комнату, где вы спокойно и без помех сможете обсудить со своим подзащитным все детали своей очередной жалобы на меня. Ребята, забирайте его, — выглянув в коридор, сказал он ожидавшим возле двери охранникам. — Больше не нужен.

Первая часть задуманного плана была выполнена. Фактор неожиданности использован по полной, смятение в ряды противника внесено. Теперь можно было приступать ко второму акту рискованного спектакля.

Выяснив, куда шли «космические» наценки на продукцию «Авиаграда», Гуров уже не сомневался, что за загадочной «эпидемией самоубийств», поразившей семью Дмитрия Рябова и кое-кого из тех, кто близко с этой семьей общался, стоит чиновник Генштаба Владимир Михалев. Но вместе с тем он понимал и то, что добыть «неопровержимые доказательства» на человека такого уровня и защищенности практически нереально. И дело даже не в том, что у него почти не оставалось времени. Михалев ни в чем не участвовал сам, все делал чужими руками и, следовательно, лично нигде не мог «засветиться».

К убийству Прыгунова он мог быть причастным максимум как инициатор. В деле Рябова, вполне возможно, выступал как заказчик, но и в этом случае «своими руками», конечно же, ничего не делал. Даже если он находился в машине, которая в тот вечер приехала за Рябовым, это практически ничего не дает.

Как доказать, что он был там? Кто вообще сказал, что в тот вечер за Рябовым приезжала какая-то машина? Камеры зафиксировали только то, как он вышел из подъезда и пешком отправился в неизвестном направлении.

Любой мало-мальски опытный адвокат, хоть тот же Палкин, как дважды два докажет, что он взял такси и поехал на кладбище, чтобы отправиться на тот свет следом за любимой женой и дочерью.

Доказательств и улик на Михалева не было, и, чтобы они появились, нужен был некий непредсказуемый ход, который спровоцировал бы его на ошибку. Заставил бы проявить себя, выйти из тени и совершить такой поступок, который явился бы одновременно и доказательством, и уликой.

Именно этим непредсказуемым ходом и были «скоропалительные» аресты, совершенные полковником. Как руководитель следствия, он мог производить задержания, но хорошо понимал, что, не предъявив «фигурантам» конкретных обвинений, очень скоро вынужден будет их отпустить.

Поэтому в стратегии полковника аресты были лишь начальным этапом. Их задача заключалась в том, чтобы заставить Михалева нервничать и побудить его к поискам выхода их создавшегося положения.

Если противник продолжал бдительно отслеживать все действия Гурова, значит, об арестах «наверх» уже доложили. Несомненно, весомый вклад в информационную копилку вскоре должен будет внести и адвокат Палкин. Гуров не сомневался, что он приставлен к Краснову по инициативе Михалева и напрямую контактирует с ним. Сообщение о том, что на очной ставке с Каретниковым прозвучала уважаемая фамилия сотрудника Генштаба, несомненно, должно будет произвести на «босса» неизгладимое впечатление.

Вот тут-то Лев и собирался вновь выступить на сцену, чтобы подсказать «тайному другу» несложное и эффективное решение проблемы. Но поскольку Михалев предпочитал соблюдать инкогнито, то и он в этом случае намеревался действовать не лично, а через посредника.

— Приведите Соломина, — выглянув в коридор, велел охране Гуров.

Через несколько минут напротив него сидел подтянутый мужчина средних лет, о прекрасной физической подготовке которого без труда можно было догадаться даже не зная, что в прошлом это — боец спецназа.

— Здорово, Актер! — произнес Гуров. — Вот и свиделись.

— За что меня арестовали? — не отвечая на приветствие, спокойно поинтересовался тот.

— Вопрос неправильный. Не «за что», а «для чего». Но об этом после. Сейчас у меня к тебе другой разговор. В прошлую нашу встречу я уточнять не стал, другим был занят. А сейчас что-то любопытство разобрало. Ты как в банде-то оказался? Вроде такой со всех сторон положительный. Боец спецвойск, награды имел. Что случилось?

— При чем здесь это?

— Снова неправильно, Виталя. На допросах полагается отвечать на вопросы, а не задавать их. Уж ты-то должен знать, не впервой. Так как оказался в банде?

— Сбился с пути истинного.

— Вон оно что! С пути, значит, сбился. А потом, стало быть, обратно на путь вернулся? У тебя ведь после этого случая, насколько я знаю, «приводов» больше не было?

— Нет, не было. Вы тогда так хорошо все объяснили, что я сразу понял — с бандитами дружить нехорошо.

— Вот как, — усмехнулся Лев. — Значит, это я тебе объяснил. Что ж, может быть. Только у меня, Виталя, почему-то совсем другое сложилось ощущение. Тогда-то, сам понимаешь, и без того много дела было, чтобы еще в чужих психологических дебрях копаться. Тем более что ты не проходил как основной фигурант. А вот после того, как в клубе тебя встретил, я, представь себе, крепко задумался, почему же ты в банде этой оказался. И почему почти сразу же после твоего там появления начали у ребят всякие досадные недоразумения случаться. Так не везло, что в итоге бригада вся целиком за решеткой оказалась. Тогда-то думал, что это — целиком и полностью наша заслуга. А сейчас припоминаю некоторые нюансы и вижу, что не без «посторонней помощи» так успешно прошла та операция. Чуешь, к чему я клоню?

— Нет, не чую, — отведя глаза, угрюмо проговорил Актер.

— Да ну? Неужели все еще не догадался? Ладно, объясню. Сильное у меня подозрение, Виталя, что в банду эту ты не просто так попал, а с конкретной целью. Уж какие там мотивы у тебя были, я не знаю, но чем промышляли ребята, я очень даже в курсе. Все-таки за главного дело вел. Ни с кем они не церемонились, творили что хотели. Беспредельничали, короче говоря. И очень может быть, что и тебя этот беспредел каким-то углом зацепил. А? Как? Близко к истине?

— Не понимаю, о чем вы.

— Ладно, ладно! Это я сегодня уже слышал. Но с тобой-то как раз мне бы хотелось достигнуть взаимопонимания. По каким причинам ты с этими отморозками связался и за что хотел им отомстить, этого я не знаю, но пытать тебя не буду. Но то, что сделано было все так, что комар носа не подточит, это мне очень даже понятно. Не то что «друзья» твои, похоже, до конца дней не узнают, кто их аресту посодействовал, но даже из наших никто не догадался. Работа филигранная и, скажу тебе откровенно, вызывает уважение. И вот как раз в связи с этим у меня к тебе будет предложение.

— «Сучить» я ни на кого не стану, — все так же, не глядя в лицо полковнику, презрительно произнес Актер.

— Не торопись с выводами, — жестко проговорил Гуров. — Не очень-то ты тут нужен «сучить». Что мне надо, я и без тебя узнал. Как-то обошелся. И о других, да и о тебе самом тоже. Так что благородством своим перед кем-нибудь другим помашешь. Мне от тебя конкретные действия нужны. Я тебя сейчас отпущу, и ты вернешься на рабочее место. Коллеги и знакомые, разумеется, начнут расспрашивать, что и как. Ты скажешь, что к Юре привязались, потому что он напрямую контактировал с клиентами, в том числе с Михалевым, а тебе ничего такого предъявить не могли, поэтому помучили немного и отпустили. Любой, кто хоть что-то в таких вещах понимает, сразу догадается, что дело здесь не очень чисто. И тут начнется твоя работа. Если с тобой захотят «отдельно поговорить», лучшего и желать нельзя. Но если не захотят, ты должен будешь сам как-то это организовать. С кем именно должен происходить такой разговор, тебе виднее. Я пока еще не так досконально изучил вашу шарашку, чтобы на персоналии указывать. Главное, чтобы переданная тобой информация дошла до Михалева. Кто из обслуги чаще других с ним общался, был близок, может, даже ходил в фаворитах, с этим человеком и нужно говорить. А информация, которую ты должен передать, состоит в том, что полковник Гуров может не давать дальнейшего хода делу и готов обсудить размер «отступных». Но обсуждать это он будет только лично с самим Владимиром Михалевым. Он — главный обвиняемый по делу, он больше всех заинтересован в его закрытии, следовательно, ему и карты в руки. Вот, собственно, и все, что от тебя требуется. Передать кому надо эти сведения. Как, не слишком это потревожит твою чувствительную совесть?