не подумали о контрразведывательном обеспечении своей дури, — спокойно продолжил Сенчук. — А ты чего с ружьем, друг? — обратился он ко второму помощнику. — Здесь, между прочим, лето, а летом охотиться нельзя!

Терпение второго помощника иссякло, и он нажал на спуск.

Раздался тихий сухой щелчок.

Помощник, растерянно уставившись на автомат, вновь передернул затвор, снова дернул крючок, и в этот момент пудовый башмак старпома, как чугунное ядро, погрузился в его промежность.

У помощника закатились под лоб глаза.

В следующее мгновение, не сопроводив ни малейшим вниманием падение извивающегося от боли тела у его ног, Сенчук отпихнул стоящего за его спиной толстяка и коротко въехал мечом плотно сложенных пальцев в солнечное сплетение охнувшего араба. После — круто развернулся к толпе двинувшихся на него матросов, в чьем арьергарде шли, наставив на него стволы, охранники Филиппова, спешившие на помощь боссу и оставившие без присмотра своего, впрочем, беспомощного пленника.

Охранники столь же растерянно и глупо, как выведенный из строя помощник капитана, без толку щелкали спусковыми крючками.

Из-под просторной робы старпома, в свою очередь, внезапно вынырнул «Калашников» со складным прикладом. Щелк! — примкнулись к оружию сдвоенные лентой рожки и лязгнул затвор.

Раздался выстрел, подобный удару хлыстом. Передние ряды атакующих отпрянули и замерли, подобравшись, оставив на рубеже несостоявшейся рукопашной атаки убитого наповал боцмана.

— Хорошая штука «Калашников», да? — спросил Сенчук Крохина, многозначительно указывая ему в сторону Каменцева и связанных офицеров. Верная, как супруга арабского шейха! Жми на спуск и радуйся жизни! — Он выдержал паузу, а затем, угрожающе тряхнув стволом в сторону матросов и побросавших бесполезное оружие охранников, взревел: — Всем лечь! — И — для пущей убедительности, вероятно, — бестрепетно прошелся длинной очередью по скоплению белых роб, тут же окрасившихся кровью.

Вой ужаса и боли повис над ютом. Палубу устлали тела — живых и покойников.

Рывком приподняв согбенное тело задыхающегося араба, Сенчук поставил его на колени, достал неуловимым движением из-под полы широкий кинжал, косо вдавив лезвие в шею противника. Сокрушенно поделился как бы с самим собой:

— Сегодня, кстати, понедельник. Тяжело начинается неделя!

Араб, обретший подобие дыхания, прохрипел, улыбаясь зловеще и криво:

— Все равно мы добьемся своего… Вас ничто не спасет… Нас много…

— Вова, люки задраены? — спросил старпом Крохина, лихорадочно перерезавшего путы на руках Каменцева.

Тот угрюмо кивнул.

Дотянувшись левой рукой до запорного рычага клепаной металлической дверцы, закрывавшей запасной вход в трюм, Сенчук, не отрывая взгляда от лежавших ничком на юте тел, воздел его вверх. В этот момент несколько матросов нерешительно принялись подниматься, исподлобья глядя на старпома источающими затравленную ненависть взорами.

Сенчук плотнее уместил клинок на шее араба. Произнес строго:

— Дай своим псам команду «Лежать!», гнида, иначе будешь улыбаться горлом.

— Вы украли часть моей души… — прошептал тот. — Как же я ненавижу…

— Давай команду!

Матросы с окаменевшими лицами, словно сомнамбулы, двинулись в сторону своего плененного повелителя.

— Стойте! — просипел Ассафар. — Назад!

— Лечь на живот! — добавил старпом. Матросы повиновались.

— Итак, господин Ассафар, мы находимся в паритетных условиях, — сказал Сенчук. — Мы сохраняем жизнь вам, а ваши псы облизывают слюну с клыков. Мы также дарим вам замечательный «Скрябин». А сами уходим на яхте… Подходящие условия?

В следующую секунду возмущенно заходила ходуном запертая им стальная дверь под ударами многочисленных кулаков.

— Вова, — ровным голосом приказал старпом Крохину, — дай Ивану Васильевичу пистолетик, мне нравится, как наш друг умеет стрелять. Надеюсь, приобретенные увечья не повлияют на его испытанный практикой талант. И свяжи-ка этого снайпера, — указал на содрогающееся в муках тело второго помощника.

— У него, по-моему, уже не будет детей, — предположил Крохин без тени сочувствия.

— Может, это и к лучшему, — отозвался Сенчук, не отнимая кинжал от шеи араба. Затем, порывшись свободной рукой в кармане кителя, извлек короткий узкий напильник. Отшвырнув слесарный инструмент в сторону, пояснил подошедшему к нему Прозорову: — Вот, кстати, почему молчат орудия врага…

— Потому не сработал и его автомат? — Тот кивнул на Каменцева, принимая из рук Крохина оружие и косясь заплывшим глазом на содрогающуюся от яростного напора дверь.

— Того и гляди, они вышибут своими пустыми башками настил, — озабоченно заметил Сенчук, глядя, как Прозоров посылает патрон в ствол пистолета. — Ну, убедились в упертости этих чертей? Спасибо вам, что с помощью божьей загнали эту бешеную свору в трюм. На ремонтные работы. А ведь зря вы грешили на добропорядочного Георгия Романовича. Кстати, пропал ваш «узи», Иван… А жаль, хорошая была стрелялка. И название правильное, вполне медицинское. То есть конкретно связанное с диагностикой потрохов. Итак, ребятки… — Отстегнув карабин-чик, он выдернул из-под робы автомат и передал его Крохину. — Несите службу исправно, следите за этой шпаной в оба… — Выразительно кивнул на толстяка и тощего типа, боязливо жавшихся на стульчиках возле своего пивного холодильника. — А я отлучусь. Скоро буду.

— Но вы смотрите, Георгий Романович, осторожнее… — пробормотал, преданно глядя на своего нынешнего наставника, бывший поэт.

Усмехнувшись в ответ, старпом отправился в сторону шкафута. Прозоров осмотрел недвижные тела, заполонившие пространство юта.

Филиппов, находящийся в ступоре, застывшей колодой высился на фоне перечеркнутой леерами океанской глади.

— Развяжи его, — кивнул Забелину Прозоров. Вскоре на юте вновь появился Сенчук, державший в руке запыленный, в паутине чемодан, обладавший, судя по всему, изрядным весом.

— Любопытная вещица, — проговорил Прозоров, с подозрением щуря заплывшие в лиловых лепешках глаза на его кожаные потрескавшиеся бока.

— Этот багаж… — любовно провел старпом по торцу чемодана, — давно мечтал позагорать под теплым солнышком… И вот наконец его время настало. Опустив груз на палубу, он подошел к холодильнику-кейсу и вытащил из него банку пива. Бросил ее Крохину, тут же жадно приникшему к запотевшей жестянке.

Когда Сенчук полез в кейс за следующей банкой, то вдруг смиренно сидевший на стульчике напарник толстяка подскочил с места и в руке его мелькнуло лезвие ножа.

Почуяв опасное движение над своей головой, старпом неловко повернулся, подставив противнику бок; замешкавшийся Прозоров, вскидывая пистолет, тут же с мгновенной и отчетливой досадой уяснил, что категорически не успевает с выстрелом, но неожиданно и слепо бухнул автомат Крохина, и нападавший, отброшенный пулей, повалился навзничь, взбрыкнув ободранными коленями.

Владимир, раскрыв рот, вперился съехавшими к переносице глазами во вьющийся из дула дымок.

— Ого! — воскликнул Сенчук, озаряясь нервной ухмылкой. — А ну-ка, еще одно пиво смельчаку Вове!

Крохин с ужасом наблюдал за агонией слабо дергавшегося тела.

— Не переживай, дружок, — утешил его старпом. — Этот парень умер естественной смертью бандита. От пули. Лучше выпей за его пропащую душу, да пощадят ее, грешную, все святители и последующие инстанции…

— Мы будем хлестать пиво или… что-то делать? —