Дальнейшее Матюшенский описывает так: Кузин и Черемухин являются к нему в сопровождении околоточного, пяти городовых и двух или трех агентов сыскного отделения (что-то многовато).

Следует такой разговор:

«— Что вам угодно?

— Мы ищем деньги.

— Какие?

— 23 тысячи.

— Они вам не принадлежат.

— Мы имеем полномочия от Тимирязева.

— Если вы имеете полномочия и права на эти деньги, то получите их в отделении государственного банка.

И я дал им расчетную книжку и чековую.

— Нам не выдадут. Вы должны написать чек.

— Не выдадут, значит, ни вы, ни Тимирязев не имеете доказательств ваших прав на эти деньги…»[57]

Матюшенского отвели в участок. Там его оставили наедине с Кузиным, и они якобы «договорились». Кузин, по словам Матюшенского, пообещал, что почти половину — 11 тысяч — ему потом вернут («Мы знаем, для чего вы взяли деньги и зачем приехали в Саратов»), Матюшенский подписал чек, Кузин написал письмо следователю. Матюшенского отпустили.

И вот Александр Иванович по-приятельски отправился на поезде из Саратова вместе с отнявшими у него свои деньги Кузиным и Черемухиным (поневоле приходит на ум другой Александр Иванович, Корейко, мирно едущий из Туркестана вместе с отобравшим у него миллион Остапом Бендером).

По дороге Кузин пересел на другой поезд — поехал навестить отца. Чек Матюшенского он на всякий случай забрал с собой. Но в деревне он, имея при себе чек на 22 с лишним тысячи рублей и крупную сумму наличными (больше 500 рублей), зачем-то занялся агитацией, его арестовали, деньги отняли, и Гапону снова пришлось идти к Лопухину.

Между тем Матюшенский, еще только подъезжая к столице, открыл свежий номер газеты «Русь» и прочитал в ней сенсационный разоблачительный материал, касающийся Гапона и его самого. Это было письмо Петрова. Озаглавлено оно было «Долой маски и неизвестность».

Письмо, неделю отлежавшее в газете (боялись!), увидело свет 8 февраля (все даты здесь и дальше по старому стилю). Это позволяет точно датировать саратовскую эпопею.

Письмо начиналось так:

«М. Г. Хочу донести до сведения товарищей рабочих и всего русского общества, почему я вышел из Центрального комитета и отказался от председательства 7-го отдела Невского района собрания русских фабрично-заводских рабочих, или гапоновской организации».

Дальше излагается уже известная нам история.

И завершение:

«…Положивши для этого дела 1 год 3 месяца жизни, я был предан этому делу душой и телом. Раненный 9 января, я принужден был скрываться за границей. Теперь открывший все темные дела Гапона. Моя честь и совесть не может спокойно выносить эту мерзость и темных дел Гапона. Я решил открыть эту загадочную личность для рабочих и для всего русского народа.

Обращаюсь ко всем товарищам рабочим и прошу посмотреть, какой наш вождь и на что он способен и как он обманывает нас. Товарищи-рабочие, возьмите в свои руки ваше дело и ведите его сами до конца! Не доверяйте одной личности и той, которая ничего общего с вами не имела, да и иметь не может! Гапон не может стать с вами за станок и за плуг, и поэтому его цели другие и темные для нас, а раз темные, то он нам не нужен и вреден освободительному движению. Я к русскому народу обращаюсь и прошу посмотреть, на что наше правительство бросает деньги».

Через два дня в той же газете был напечатан ответ центрального комитета «Собрания»:

«…Мы, рабочие, члены центрального организационного комитета, пока, до подробного освещения и изложения дела, заявляем:

1) Г. А. Гапон ничего не предпринимал без ведома организационного центрального комитета, по крайней мере, без ведома ядра этого комитета рабочих.

2) Деньги, в количестве 30 000 рублей, действительно были выданы в добровольное возмещение убытков, понесенных обществом со дня его закрытия после 9-го января 1905 года, выданы лицом, безусловно сочувствующим только честному рабочему движению. (Это Тимирязев, что ли, имеется в виду? — В. Ш.)

3) Деньги, в количестве 30 000 рублей, получил А. Матюшенский в отсутствии Гапона; из них пока им выдано рабочим семь тысяч; с остальными он скрылся; в данное время товарищ Петрова Черемухин вместе с Кузиным занимаются розыском его.

4) Ни одной копейки Г. А. Гапон из этих денег не брал себе, что мы и свидетельствуем честным словом рабочих. Равно как ни одна копейка из этих денег не была израсходована зря, как на нужды общества и его безработных членов. (Отчет о семи тысячах и других деньгах будет на днях напечатан.)».

Дальше следуют обвинения в адрес Петрова в растрате 900 рублей из кассы «Собрания» и сообщении о назначении «Собранием» «третейского суда» «между Г. А. Гапоном и организационным комитетом, с одной стороны, и Н. П. Петровым — с другой».

«Просим товарищей… не волноваться прежде времени и не придавать значения тому яду, который пущен предателем-товарищем, чтобы разрушить нашу организацию на радость некоторым недальновидным людям».

И под конец:

«Что же касается наглой клеветы относительно подкупом правительства нас и Г. А. Гапона — лучшим ответом является тот факт, что до сих пор, несмотря на все наши усилия и жертвы, собрания наши правительством закрыты, а Гапон — не амнистирован правительством и должен скрываться.

Мы глубоко убеждены, что когда разъяснится все дело, даже наши враги не осмелятся бросить камня как в нас, так и в Г. А. Гапона, которого везде во всех лагерях только поносят. Но не нам, рабочим, оставлять его теперь и топтать ногами того, кто из-за нас потерпел и терпит…»

Петров продолжал полемику длинным письмом, напечатанным в «Руси» 13 февраля. По каждому пункту он объяснялся, по своему обыкновению, многословно, путано и невнятно, но позиция его была гораздо более выигрышной, чем у его оппонентов.

«<…> Мне достаточно, товарищи, одного факта. Вы подтвердили, что деньги взяты (30 000 рублей). Понятно мне и всем честным людям русского общества, что я не солгал в первом письме; вы подтвердили то, что я открыл…»

На третейский суд он соглашался, но при условии, что суд этот будет состоять из посторонних, незаинтересованных лиц. Тоже разумно.

Тем временем правительство тоже сочло необходимым отозваться — в самой нелепой из возможных форм. В официальной газете «Русское государство» за 9 февраля появилось сообщение:

«В некоторых газетах появилось сообщение, будто граф Витте имел какие-то сношения с Гапоном и передавал ему более или менее значительные суммы. Граф Витте никаких дел с Гапоном не имел, денег ему на какое бы то дело не давал и никаких организаций при его посредничестве не предпринимал…»

Понятно, что «человек с лисьим хвостом» решил прежде всего спасти свою шкуру. Но, как ехидно заметила «Петербургская газета» (14 февраля), никто ведь и не предполагал, «что Гапон получал деньги непосредственно из рук графа Витте».